Стефани Кляйн - Честно и непристойно
Гэйб сидел молча, прижав трубку к стиснутым губам. Он боялся заговорить, словно его голос мог порвать веревочки, за которые дергает его семья, управляя им. Сейчас мне трудно понять, почему я была так в нем уверена. Я просто хотела получить то, что мне было нужно, – прямо как настоящая Ром, только с рыжими волосами. К черту все это.
– Гэйб, давай им все скажем. У них всегда будут оправдания и отговорки, а я не хочу жить, как сейчас, и прятаться, мечтая открыто надеть венчальное кольцо. Это неправильно.
– Сейчас мы им ничего не будем говорить, Стефани. – Он говорил так, будто зачитывал информацию из газеты, не оставляя возможности для обсуждения.
– Но я ненавижу такую жизнь! Ненавижу необходимость врать собственной родне! Ненавижу, что не могу всем рассказать.
– Не заводись. Мне сейчас не до этого. Ты же знаешь, мне нужно готовиться к экзамену. Можно подумать, ты не понимаешь, как он важен. По его итогам определится, где я буду проходить практику. Неужели до тебя не доходит, как много от него зависит?
Я почувствовала себя эгоисткой. А еще я почувствовала, как будто я не замужем.
– Я словно блуждаю в непроходимом лесу, Гэйб.
– Господи, ты что, глухая? Я только что сказал тебе, что не собираюсь спорить по этому поводу. В конце концов, они выберут подходящую дату. Не зацикливайся на этом.
Поганец, ведь это твоя забота – не позволять своей матери задевать меня! Попробуй возразить. Постарайся защитить меня!
Но я решила быть выше этого и проглотить обиду. Всхлипывая, я взяла телефон и набрала номер Ром. Услышав мой голос, она ответила так, как будто была очень рада.
– О, привет, как дела?
Она говорила как Степфордская жена; я прямо чувствовала, как пахнет пластмассой от ее проводков. Я высказала все начистоту.
– Ром, вы прекрасно знаете, как у меня дела, и у вас они наверняка не лучше. У нас в прошлом хватало недопонимания, и мне очень жаль, если я чем-то вас расстроила. Я люблю вашего сына, и мы создадим с ним семью. Нам надо начать с чистого листа, постараться измениться и наладить отношения. – Я остановилась, перевела дух и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Знаешь, Стефани, я давно хотела тебе все высказать откровенно. – Я отчетливо представляла, как она хмурится, вертикальные складки по сторонам ее рта деревенеют, словно ряд замерзших розовых солдатиков. – Каждый раз, когда мы просим тебя пообедать с нами, у тебя находится причина для отказа. Последней каплей был твой недавний визит. Я попросила тебя остаться на обед, а ты сказала, что у тебя неподходящее платье. Я предложила отобедать там, где твой наряд был бы уместен, но ты заявила, что не голодна.
Я подняла глаза, надеясь понять, как Гэйб на это реагирует. Он хоть хотел услышать, как у нас идут дела? Но он ушел – наверняка спрятался за просмотром матча с приглушенным звуком, как его отец.
– Знаете, Гэйб не посоветовался со мной и сказал вам, что я приеду, не спросив у меня. В тот раз, о котором вы говорите, он сказал мне, что хотел устроить романтический обед: только мы двое и больше никого. Я даже накричала на него в машине по дороге домой, потому что он вас не предупредил и свалил все на меня.
Я отдышалась и приготовилась услышать что-то вроде: «О, а я и не знала». Вместо этого – тишина.
– И как, по-твоему, быть нам с Марвином, Стефани? У нас всегда были очень доверительные отношения с сыном, а теперь нам кажется, будто он сирота. Возможно, ты видишь в нас врагов из-за того, что у нас очень дружная семья, а твоя семья распалась. – Под «распалась» она подразумевала развод. Она подразумевала мою маму во Флориде, которая всегда готова была меня поддержать и искренне радовалась за нас с Гэйбом, и отца в Нью-Йорке, который всегда был мне лучшим другом. Нет, не так. Она подразумевала просто развод. Если бы она стояла передо мной, я бы, наверное, двинула ей в причинное место. Она тем временем продолжила: – И еще, только не вздумай ей это говорить. Как прикажешь понимать, что твоя мать, даже приезжая сюда, не дает себе труда снять трубку и хотя бы с нами поздороваться? Это ненормально. Когда дети собираются пожениться, обмен телефонными звонками обязателен.
Насколько я знаю, телефон работает в обе стороны.
– Я понимаю ваши чувства, Ром, у моей матери есть заботы и кроме нашей будущей свадьбы. Здесь нет ничего личного. – У нее, знаете ли, своя жизнь во Флориде. Она не сидит целый день, считая, сколько раз я ее обидела. – Она просто не в курсе. У нас в семье не такие строгие правила, как у вас. – Не все в мире крутится вокруг тебя, ты, паршивое, эгоистичное, неврастеничное недоразумение. – Поверьте, Ром, если она и обидела вас, то исключительно по неведению. – Оставь своего сына в покое.
Ему двадцать шесть лет. Ну-ка, повторяйте за мной, леди: «Оставь! Его! В покое!»
А позже, когда моя мама и в самом деле позвонила Ром и спросила, кого она хотела бы пригласить на невестин прием, Ром ей сказала, что Гэйб и его сестра Кейт уже почти все распланировали.
– Он будет в нашем загородном клубе, знаете ли.
Моя мать пуэрториканка, и Ром боялась, что на приеме будет пунш в большой чаше, транспаранты и знамена, а то и фигуры из цветов. Мама уверила ее в том, что тоже подписывается на «Жизнь в стиле Марты Стюарт» и что планируется стильный ленч с чаем и сандвичами в доме моей тети, и тогда Ром сказала, что с ее стороны будет только пятеро гостей, «потому что вряд ли Гэйб и Стефани позволят нам пригласить так уж много гостей, ну, когда они наконец выберут дату». О да, бедняжка Ром, все ее обижают.
Я проговорила с ней два часа, пока не поняла, что мы движемся по кругу.
– Слушайте, я не затем вам позвонила, чтобы спорить. Я просто хочу изменить ситуацию. Если у вас ко мне какие-то вопросы или вы услышите обо мне что-то неприятное, скажите об этом мне, а не Гэйбу.
От Гэйба не было никакого толка, когда требовалось кого-нибудь успокоить. Он мог бы сказать Ром, что его любовь ко мне не повлияет на его любовь к ней. А еще ему следовало установить границы: «Хочешь ты этого или нет, мама, но Стефани станет частью нашей семьи». Вместо этого он всячески избегал этой темы, изображая мима, а страшнее мимов, по-моему, только клоуны. Что они умеют? Жонглировать, преодолевать воображаемые препятствия, всегда выглядеть грустными и молчать. Вот вам и моя свадьба: Ром всем верховодит, а я вдруг оказалась «другой женщиной».
Сказав: «Хорошо», Ром повесила трубку. Когда люди так говорят, они редко имеют в виду именно это. Ну да, хорошо. Мне наплевать. А потом вина подкрадывается подобно налогам. Она не хотела верить, что в создавшейся ситуации виновата не только я, но и Гэйб. Я знала, что единственный способ улучшить внутрисемейные отношения – дать Ром почувствовать, что она не теряет сына, а скорее приобретает дочь. Может, если она будет больше вовлечена в нашу жизнь, то не будет так тревожиться.
