Кэтрин Эллиот - Сожаления Рози Медоуз
– Ничего себе. А я как раз собирался к вам заглянуть.
– А я и сама пришла.
Он приоткрыл дверь, пропуская меня в дом, и я вошла в освещенный мягким рассеянным светом холл с выложенным плиткой полом – единственную комнату, которую я до сих пор видела в этом громадном особняке. А другие мне теперь и не светит увидеть, с горечью поняла я. В камине горели дрова, как и в прошлый раз. Интересно, он каждый день его зажигает или это делают слуги, прежде чем погладить его газеты и подогреть сиденья для унитаза? Как бы то ни было, это была роскошь в ее высшем проявлении, и я мысленно пообещала себе, что в один прекрасный день, когда мой корабль наконец прибудет в порт – разумеется, это случится после того, как мы разберемся с одной маленькой никчемной финансовой неурядицей, – в моем потрясном холле эпохи Якова I тоже будет камин. А перед камином – парочка шотландских овчарок, как знать… Он захлопнул за мной дверь.
– Хотите выпить?
С полусонным Айво на руках я села в стоявшее у камина кожаное кресло с подлокотниками.
– Конечно, почему бы и нет? Спасибо.
Он подошел к буфету красного дерева в углу и разлил по бокалам виски на два пальца из графинчика. Протянув мне напиток, он с любопытством на меня посмотрел.
– Вы сегодня не такая тихая, как обычно. С чего это вы без приглашения плюхаетесь в мое кресло и распиваете мой скотч?
– Наверное, оттого, что мне нечего терять. Я уже не боюсь вас оскорбить и получить пинок под зад.
– Ага, значит, подобострастное поведение было призвано обеспечить продолжительное проживание в коттедже? Что ж, прежде чем вы помочитесь на мой ковер, может, скажете, с чего такие перемены?
Я сказала, вкратце обрисовав устрашающие размеры своих долгов и разруху в лондонском доме, но, по-моему, он и так все понял.
Он стоял надо мной, облокотившись локтем о каминную полку и вращая в бокале золотистую жидкость. Когда я закончила, он кивнул:
– Понятно. В таком случае, приготовьтесь опрокинуть свое виски, присесть на самый краешек кресла и снова стать моим арендатором, потому что я как раз шел к вам, чтобы передать одно сообщение. Похоже, вы получили работу.
– Что?
– Десять минут назад звонили из паба. Просили поговорить с «той поварихой, у которой карапуз» – думаю, это вы. Боже, вы всего день как вернулись, а я уже принимаю для вас сообщения. Слава богу, что я провел вам телефон.
– О нет, я вовсе не популярна… а что они сказали? – нетерпеливо спросила я. – Те, кто звонил из паба?
– Видимо, у вас появилась подружка, миссис Фэйрфакс из деревенского магазина. Вы дали ей рекламную листовку, а она позвонила своему брату Бобу, владельцу «Красного Льва», – вот она, пеннингтонская мафия, – и оказалось, что он только что уволил своего шеф-повара. Очевидно, поймав его в компрометирующей ситуации с одной из барменш. – Он устало потер глаза рукой. – Ради бога, Рози, не просите меня объяснять все в подробностях: уверен, разгневанный хозяин паба сам поделится с вами красочными сенсационными деталями, но, если вы не против, я промолчу. Короче говоря, Боб и его шеф-повар послали друг друга куда подальше, и теперь Боб хочет, чтобы вы приступили к работе.
– О! О боже, это же потрясающе, и что это значит? Он сказал что-нибудь об обязанностях или…
– Увы, не успел. Боюсь, мне пришлось резко оборвать излияния Горластого Боба: мой агент из Кельна позвонил по второй линии, а описание моей следующей выставки более важно, чем вопрос о том, нравится ли посетителям паба поджаристый омлет. Но Боб оставил номер и просил вас перезвонить. Вот. – Он протянул мне листок бумаги. – Его зовут Боб Картер. – Он нахмурился. – И он сказал кое-что еще… что к завтрашнему вечеру ему нужны сорок ужинов из трех блюд.
– Боже, вы шутите!
– Шучу. Нет, Рози, клянусь, я понятия не имею, что это за работа, но, поверьте, что бы вы ни приготовили в этом заведении, это наверняка будет лучше, чем их прежнее угощение. Водянистые омлеты с кусками дряблого бекона и суп, который не смеешь доесть до конца – страшно увидеть, что на дне тарелки. – Он поежился. – О да, встав за их плиту, вы сделаете Пеннингтону огромное одолжение. Он улыбнулся.
Я встала и, сама не своя от радости, прижала к себе Айво.
– Позвоню ему сейчас же. Ох, Джосс, это так здорово, не могу поверить, что все произошло так быстро! Я-то думала, что стала совсем нищей, готовилась стать нахлебницей! У меня столько долгов… да, и надо не забыть позвонить миссис Фэйрфакс, поблагодарить ее, и… – На пути к двери я резко обернулась. – Спасибо за новость, Джосс. И за виски.
– Никаких проблем, по правде говоря, я все равно собирался в мастерскую. Если подождете пару секунд, я возьму вещи и пойду с вами.
– Хорошо.
Он допил виски одним глотком и взял со стола стопку набросков. Засунул их под мышку, взял карандаши и открыл для меня входную дверь. Я прошла под его рукой, и вместе мы вышли на улицу; внезапно потемнело. В полной тишине мы шли по оледеневшему склону к мастерской и моему коттеджу. Я громко сглотнула. По непонятной причине я проглотила язык. Минуту назад разговор шел так легко: там, в холле, когда мы обсуждали мою работу шеф-поваром. Почему же сейчас, шагая бок о бок с этим великаном в кромешной темноте, я так оробела?
У двери в мастерскую я замялась. Хотела пожелать спокойной ночи, но не решилась. Если он скажет: «Спокойной ночи, Рози», – я тоже скажу и уйду, подумала я про себя. Я подождала. Он молчал. Вместо этого он повозился с задвижкой, отодвинул здоровый засов и распахнул дверь. Потянулся вверх, включил свет, отошел в сторону, и я шагнула внутрь. Ладонь подлетела ко рту, и я затаила дыхание. И замерла на мгновение, впитывая увиденное, ошеломленно оглядываясь вокруг.
Амбар был огромен и напоминал пещеру; с дубовых балок под потолком падал свет, вырисовывая, почти каждую по отдельности, самые невероятные скульптуры и статуи из всех, какие я только видела в жизни. В одной стороне мастерской располагалась длинная скамья, и на ней – изящные смуглые бронзовые скульптуры, в основном выполненные с натуры: девушки, атлеты, обнаженные тела, животные. Надо мной вздымались пантеры, газели, скаковые лошади с выгнутыми шеями и пронзительными широко раскрытыми глазами. Они были так чудесны, что захватывало дыхание и инстинктивно хотелось к ним прикоснуться. Но самые необыкновенные скульптуры, от которых у меня с первого взгляда заколотилось сердце и колотилось до сих пор, располагались в центре комнаты. Я повернулась, не в силах оторвать взгляда. В сиянии одной большой лампы, словно часовые, высились три гигантских белоснежных фигуры. Я зашагала к ним, словно меня тянули за невидимую веревочку; Айво почти заснул на моих руках. По контрасту с бронзовыми фигурами, эти громадные двадцатифутовые статуи были целиком вырезаны из мощных глыб белого каррарского мрамора. Их форма была столь абстрактна, что не давала определить, кто они или что они, но их загадочность, красота и сила были несомненны.
