Людмила Белякова - Быть любимой
— Ну и что?
— А то, что и хлебушек горячий из моссоветовской пекарни кончился, и лекарства, и косметика импортная, и продукты с улицы Горького. А шить в конце концов я научилась сама, из-за чего бедная мама утратила единственный рычаг управления моей персоной… Причем все это затеяла она сама, сама прилежно воплощала планы в жизнь и сама же от этого пострадала. Как-то ей стало голодно, холодно и неуютно… Я ж говорила вам: самый страшный враг человека — это он сам. Никто не сделает человеку тех гадостей, которые, планомерно и целенаправленно, он сделает лично себе. Вы тоже скоро останетесь один на один со своей, э-э, как бы это сказать поделикатнее, натурой, и будете иметь от нее все, что заслужили.
— Как мне надоели эти ваши умности!
— Во-во, и мою мать тоже просто корежило, когда я произносила свою любимую поговорку.
— Какую же?
— «За что боролся, на то и напоролся». У нее вся жизнь по этой поговорке и прошла… Я с вашего разрешения выйду выбросить мусор. Набралось, знаете ли, барахла за столько лет…
Когда Чернова вышла, Света спросила у Машутки:
— Не говорила она, куда уходит?
— Нет, ей просто кто-то позвонил, когда тебя не было, и сказал, что она прошла конкурс.
«Надо же, конкурс… Наверное, хорошая должность… Вот бы узнать и позвонить им, чтобы они ей отказали в самый последний момент…»
— Вы когда заявление подадите, меня вот что интересует? — спросила Света, когда Чернова вернулась с мокрыми руками и глуповато-расслабленной миной на лице.
— Да вот сегодня схожу еще раз побеседую, согласую этот вопрос со своим новым руководством.
— А со мной вы это согласовать не хотите?
— Я это согласовала с директором. Как он скажет, так и будет, так что ваше мнение меня интересует постольку-поскольку. Я вообще-то хотела уволиться и не работать до самой весны, творческими делами заняться, но когда я сказала об этом Анне Павловне, то она такую мне головомойку устроила… у-у!
«Господи, мне б до весны не работать!.. Хоть в холод и темень сюда не таскаться… Да разве можно!.. Евсеев убьет. А сколько же у нее денег, если она хотела полгода не работать? Откуда?! Неужели переводами столько заработать можно?»
«Ну это как работать, — задумчиво промямлил голосок, — ты себе переводами и на туалетную бумагу не заработаешь».
До конца недели Чернова сумками вывозила домой свое имущество и раздавала ненужные вещи. Большая часть наследства, включая посуду и самосвязанные утеплители, вроде шарфов и веселеньких жилеток, достались Хвостиковой.
— Вы только словари и книги не увозите, пожалуйста, — между делом заметила Света.
— Свои я уже давно забрала, поскольку пользуюсь электронными и Интернетом, а казенные останутся. Я вон их сколько накупила, читай, переводи — не хочу. Да и никому они больше не нужны. Работы-то нет! Макулатура! Кстати, точилочку мою верните, пожалуйста.
Вот этого Свете было жальче всего. Хорошая фирменная точилка для косметических карандашей — сколько раз Света намекала, чтобы Чернова ей ее подарила! Так нет ведь, ни в какую… А теперь забирает насовсем…
Словом, быстро и споро, как все, что она делала, Чернова собрала вещи и исчезла из фирмы. Секретарша Наташа говорила, что она заходила сказать последнее прости к Пеструху, и они беседовали минут сорок. Неужели она рассказала ему про «роман с Петровой»? И что еще наговорила напоследок? Хорошо, хоть про стольник зеленых, что, кажется, украла Гапова, нигде не брякнула…
Вбежав в отдел в понедельник, Света почувствовала в воздухе омерзительный, свербяще-крепкий запах женского пота.
«Господи, что еще за напасть? Уборщица, что ли?» — подумала она и, не раздеваясь, бросилась открывать окно.
Из окна пахнуло таким сырым холодом промозглого ноябрьского утра, что Света его сразу же закрыла.
«Скорей включить батарею и бежать на планерку», — подумала Света, не зная, за что браться. У нее было еще несколько минут, чтобы хлебнуть кофе и хоть как-нибудь причесаться.
Батарея оказалась в это утро немыслимо тяжелой и никак не хотела выезжать на середину комнаты. А как она включается? Чернова сама включала ее через тройник и выключала из сети на выходные… Где ж тройник-то?
Света оставила бесполезное занятие, включила чайник и взялась за щетку, пытаясь взбить щедро намазанные пенкой волосы. Колотун в комнате был кошмарный, и даже нагретый воздух из фена казался прохладным. Чайник пошипел и отключился. Света бросила фен и попыталась сделать кофе. Но в чайнике практически не было воды.
«Господи, неужели все действительно так и будет, как сказала эта сволочь?!»
«А так и будет… — подтвердил голосок, молчавший все выходные, уныло протянувшиеся в вялых перепалках с мужем и постылых хозяйственных хлопотах. — За что боролась, на то и напоролась».
Так, замерзшая и полупричесанная, Света вошла в директорский кабинет, когда уже шел рапорт, и все повернулись в ее сторону.
«Попросить, что ли, Машку приходить пораньше?» — подумала Света, втискиваясь на свое место у двери.
Маша была на месте, когда замерзшая, да еще и оголодавшая за время рапорта Света вернулась в отдел. Батарея была подключена, чайник полон и вскипячен, и Маша бросилась горячо ее целовать, шепча на ушко, как ужасно она по Светочке соскучилась.
Света приободрилась, допричесалась, и они посидели за кофе, обмениваясь новостями, а потом надо было приниматься и за дела. Вечная декабрьская волынка — рассылка поздравлений с Новым годом и Рождеством — вырастала перед международным отделом, как айсберг перед «Титаником». Адреса и имена для рассылки Чернова брала у своей подружки Хвостиковой, и теперь пришлось посылать к ней Машку.
Машка вернулась обескураженная и сказала, что адреса у Хвостиковой есть, но не те, которыми они обычно пользовались, а те, по которым рассылались рекламные проспекты. А те, нужные, должны быть в машине у Нины Георгиевны.
Света включила компьютер и с ужасом увидела, что Чернова стерла абсолютно все файлы — как освободила стол и шкаф от своих вещей, так и очистила память компьютера… Теперь надо было идти в отдел автоматики и валяться в ногах у компьютерщиков, чтобы те нашли на сервере какие-нибудь копии или старые версии и перекачали их Свете через локальную сеть. Какая же тягомотина! Потом разбирайся в них… Да, хорошо подстроила, ничего не скажешь… Что-то будет дальше…
Еще одной большой головной болью была необходимость разрулить отношения с Анной Павловной. Во-первых, надо было выяснить, знает ли она о трехстах долларах, про исчезновение которых Света так неловко сморозила Черновой. Луценко давно стала к ней холодна, близко к сердцу ее бед не принимала, повторяя, что Света мается дурью… Выручить должна была лучшая подруга, и Света спустилась к Наташе.
