Кристин Ханна - Надеюсь и люблю

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Жизнь можно понять, только глядя назад, но жить нужно, глядя вперед.

Глава 18

Теперь вода прозрачно-голубая. Она на дне плавательного бассейна, смотрит вверх сквозь синюю толщу. В ногах и руках тяжесть, вода сковывает ее движения. Но все же она еще в состоянии двигаться – если как следует сосредоточиться, сконцентрировать волю, то можно пошевелить пальцами рук и ног. Она знает, что когда-то давно это для нее не означало почти ничего, ведь даже новорожденный младенец может двигаться активнее, но теперь, в этом чистом голубом бассейне, для нее в движении сосредоточена сама жизнь.

Она медленно всплывает наверх, наслаждаясь невесомостью. Вода ласкает ее, плавно омывает ее тело.

Оказавшись на поверхности и стряхнув с лица водяную маску, она жадно, полной грудью вдыхает свежий, напоенный сосновым ароматом воздух. Ее пальцы разжимаются, она пытается дотянуться до чего-то… до тени, возникшей прямо перед ней.

Она открывает глаза и кричит. Свет такой яркий, что она жмурится.

– Она открыла глаза! Господи, Майк… мы здесь.

Она делает еще один вдох, успокаивается и снова поднимает веки. Сначала мир предстает перед ней неразборчивым, сумбурным смешением черных пятен и ослепительно белого света, потом все превращается в водоворот теней. Она чувствует что-то теплое на своей руке и пытается сжать ладонь, но пальцы ее снова наливаются тяжестью.

Она моргает и хочет повернуть голову набок. Это требует невероятных усилий. Какое-то препятствие мешает ей – холмик, затянутый хлопчатобумажной тканью.

Тени продолжают перемещаться из стороны в сторону, как при езде в жару по хайвею, но постепенно приобретают четкие очертания.

Вокруг нее стоят три человека – мужчины.

Джулиан. Она узнает его голубые любимые глаза, которые тревожно устремлены на нее. Она протягивает к нему руку, чтобы погладить по щеке, но ей трудно владеть собой, поэтому нежное прикосновение оборачивается слабой пощечиной. Она хочет рассмеяться, видя его удивление, но вместо этого вдруг разражается слезами. Теперь ее лицо снова мокрое, но влага эта соленая, как будто она из бассейна переместилась в море и ее тянет на дно. Она пугается и не переставая плачет.

Она пытается заговорить. В горле жжет, и все же она не оставляет попыток. Ей удается выжать из себя слово по частям, так что оно становится почти неузнаваемым. Это огорчает ее, и она плачет еще сильнее. «Джу-ли-ан».

– Я здесь, малышка, – отвечает он.

Она так хорошо помнит его голос, словно между ним и тончайшими струнами ее сердца существует неразрывная связь.

– Кайла, крошка. Ты вернулась? Сожми мою руку. Она снова открывает глаза и моргает, потом силится что-то сказать. Голос у нее чужой, металлический, но это не останавливает ее.

Попытка сосредоточиться, кажется, отнимает у нее целую вечность, но когда это наконец происходит, ее охватывает радость от того, что Джулиан стоит у кровати и смотрит на нее.

– Ты… вернулся.

Другой мужчина склоняется к ней. На нагрудном кармашке его белого халата она читает: «доктор Лайем Кэмпбелл».

– Привет, Майк.

Она хмурится и старается повернуть голову, чтобы найти того, к кому он обращается, но быстро устает и сдается. Она пытается вспомнить, как очутилась здесь, но безуспешно. Оказывается, она помнит всю свою жизнь до того момента, как распрощалась с Джулианом. После этого – полная, непроницаемая чернота, которая пугает ее.

– Где я?..

– В больнице, – слышится чей-то голос.

– Джулиана, – хрипит она. – Где моя малышка?

– Малышка? – Джулиан поворачивается к другому мужчине. – Что, черт побери, происходит?

Что-то не так. С ней случилось что-то страшное. И они ничего не говорят о Джулиане. О Господи…

Другой мужчина прикасается к ее лицу, в его прикосновении чувствуется нежность, которая пугает ее еще больше. Она щурится, чтобы разглядеть его лицо. Он вытирает слезы с ее щек.

– Не плачь, Майк. Твоя дочь в порядке.

Она верит ему. С Джулианой ничего не случилось.

– Кто…

– Не спеши, дорогая. Все в свое время.

– Кто… вы? – спрашивает она.

Прежде чем он успевает ответить, она теряет к нему всяческий интерес. С ее девочкой ничего не случилось – это главное. Голова кажется налитой свинцом и ужасно болит.

Она рада вернуться в прохладную голубую воду, где чувствует себя в безопасности, где все так спокойно и радостно.

– Ретроградная амнезия.

Лайем и Джулиан сидели перед огромным дубовым столом Стивена Пенна. Доктор выглядел усталым и измученным. Лайем склонился вперед.

– Обычно после травмы…

– Подождите минуту, черт побери! – Джулиан вскочил с места и стал метаться по кабинету из угла в угол, как пойманный зверь, то и дело теребя волосы. – Я не учился двадцать лет в колледже и не понимаю, о чем вы говорите. Что означает эта амнезия?

Стивен снял очки и, аккуратно положив их на край стола, заговорил, не глядя на Лайема:

– В момент серьезной травмы мозг перестает накапливать воспоминания. Именно поэтому пострадавший никогда не помнит, что с ним произошло. Чаще всего его последним воспоминанием остается то, что произошло дни, недели, а то и годы назад. Как правило, эти воспоминания касаются значительных событий: свадеб, рождения детей… Похоже, мозг Микаэлы оказался в ловушке – если можно так выразиться – того, что произошло давным-давно. Она уверена в том, что Джейси только что родилась. – Он помолчал. – Очевидно, она не помнит свою жизнь с Лайемом.

– И как долго может продлиться амнезия? – спросил Лайем, догадываясь, каков будет ответ.

– Трудно сказать. Хотя есть шанс, что она все вспомнит. Продолжительная ретроградная амнезия – редчайший случай. Но она тоже встречается, – добавил он как можно мягче.

– Как мы можем ей помочь? – тихо спросил Лайем.

– В настоящий момент она испуганна и растерянна. Поэтому нужно действовать очень осторожно. Сознание – хрупкая субстанция, гораздо более хрупкая, чем мозг. Не стоит перегружать его тревожной информацией. Думаю, пусть все идет своим чередом.

– Значит, мне и детям лучше пока не видеться с ней, – вздохнул Лайем.

– Прости, Лайем. Я понимаю, как тебе тяжело. Но нужно время, чтобы ее сознание окрепло. Представь, как бы ты себя чувствовал, если бы из твоей памяти вычеркнули шестнадцать последних лет жизни.

– Представляю. – Лайем опустил голову и долго смотрел на ковер, пока его восточный рисунок не превратился в расплывчатые разводы.