Елена Озерова - Ноктюрн для двоих
И вот сегодня ее Оленька приведет в дом жениха. Красивый, говорят, ладный парень, из этих… Из Васиных мальчиков. Столько их к нему в дом приходило! Закроется с ними Василий в кабинете, и вот талдычат о чем-то своем по полдня! Крику-то бывает, Господи прости! Хотя иногда и тихо беседуют, со взаимным пониманием. Может, и этот, Ольгин, когда приходил… Ну так тогда что на него смотреть было? Тихо ворча себе под нос, тетя Паша носила из кухни в комнату всякие разносолы, пока стол не оказался уставленным снедью так, что не видно было и скатерти.
Тренькнул звонок. Анна Александровна, мимоходом поправив у зеркала прическу, пошла открывать. Но это оказалась не Оля, а Василий Андреевич.
— Ну что, счастливая парочка еще не появилась? — спросил он, вручая жене большой букет пионов. — Это Ольге от нас. Хороши?
— Хороши, хороши. Раздевайся, тебя ждет твоя святая обязанность. Хлеб без тебя не режем.
Мимоходом поцеловав мужа в щеку, Анна Александровна пошла ставить пионы в воду. Василий Андреевич помыл руки и отправился на кухню, где потребовал у тети Паши самый острый нож и доску: резать хлеб к праздничному столу было его привилегией и посильным вкладом в кухонные приготовления.
Ровно в три раздался долгожданный звонок. На этот раз дверь открыл сам Василий Андреевич.
— Заставляете себя ждать, Ольга Васильевна, — сурово сдвинув брови, сказал он. — А это кого еще вы с собой привели?
Лицо дочери зарделось нежным румянцем. Но высокого темноволосого молодого человека с удивительно синими глазами эта суровость не смутила. Он улыбнулся и почтительно склонил голову:
— Здравствуйте, Василий Андреевич. Виноваты и каемся.
— Папка, Валя здесь ни при чем. Это я прокопалась, выбирая кольца.
— Так вы уже и кольца купили? — Василий Андреевич еще грознее нахмурился. — Не спросясь родительского благословения?
— Так ведь за тем и пришли, — рассмеялась Оля.
Василий Андреевич не выдержал роли сурового отца и заулыбался:
— Ну ладно, проходите скорее, за стол уже давно хочется. Валентин, что ты держишь конфеты в руках? Давно пора отдать их хозяйке!
— А где хозяйка?
— Здесь, здесь! — Анна Александровна вышла из комнаты. — Здравствуйте, Валя! Оля, мойте руки и скорее за стол!
Когда все наконец расселись вокруг стола и наступила тишина, Василий Андреевич хитро посмотрел на Валентина:
— Я думаю, что самое время сделать официальное сообщение.
В глазах Валентина промелькнула веселая искорка. Он решил поддержать игру:
— Глубокоуважаемые Василий Андреевич и Анна Александровна! Считая за честь быть принятым в вашем доме, я долго любовался красотой и неоспоримыми достоинствами дочери вашей, пока не почувствовал, что в сердце моем дружба к ней переросла в более глубокое чувство. Чувство прекрасное, чистое, светлое. И чувство это не даст мне покоя, пока не найдет полного удовлетворения в законном браке. Смею ли я просить у вас руки Ольги Васильевны, дочери вашей?
Оля не выдержала и фыркнула: у Вальки было такое забавно-напыщенное лицо! Однако Василий Андреевич осадил дочь строгим отеческим взглядом и приступил к ответной речи:
— Ваше предложение, Валентин… Как тебя по батюшке?
— Петрович.
— Ваше предложение, Валентин Петрович, явилось неожиданностью для дочери нашей Ольги Васильевны и всей нашей семьи. По нашему разумению, дочь наша еще слишком молода и не готова к тяготам и заботам семейной жизни…
— Неужели откажет? — спросила Оля у матери громким шепотом. Та приложила палец к губам.
— Не готова к тяготам и заботам семейной жизни, — возвысив голос, повторил Василий Андреевич, — доказательством чего служит ее поведение: речь отца не может молча дослушать! А ну как действительно откажу?
Его последние слова потонули во всеобщем хохоте.
— Не откажешь, не откажешь! — Оля вскочила со своего места, подбежала к отцу и чмокнула его в затылок. — Тебе же самому Валька нравится! Валь, ты знаешь, какие надежды он на тебя возлагает? Во-от такие!
— Ну ладно, ладно! Когда подаете заявление?
— Через месяц, — ответил Валентин. — А свадьбу приурочим к ноябрьским — три дня дадут под свадьбу, и еще три дня законных праздников, можно съездить и в маленькое свадебное путешествие.
— Что ж, разумно.
Когда семейное торжество закончилось, Оля пошла проводить Валентина до метро. Они медленно вниз шли по улице Богдана Хмельницкого. Валентин обнимал ее за плечи, она чувствовала тепло его тела и была счастлива. У входа на станцию «Площадь Ногина» они долго стояли обнявшись, не в силах расстаться. Вдруг Валентин сказал:
— Поехали ко мне?
— Как? — не поняла Оля.
— Еще не поздно. Ты же ни разу у меня не была. Посмотришь, как я живу.
— А мама с папой?
Он беззаботно махнул рукой:
— Позвоним и предупредим.
Оля колебалась всего мгновение:
— Поехали!
По дороге он купил у какой-то старушки букет белых лилий и преподнес Оле. Она зарылась в них лицом:
— Ой, как их много!
— Это мои любимые цветы, — сказал Валентин. — Теперь это будут наши цветы. Каждый год в годовщину нашей свадьбы я буду дарить тебе лилии, идет?
Оля прищурилась и посмотрела на него поверх букета:
— Если не забудешь.
Валентин жил в главном здании МГУ, в общежитии для аспирантов. Маленькая комнатка, в которой помещались только кровать, секретер и письменный стол, соседствовала с такой же комнаткой. Оля с любопытством огляделась:
— Так вот, значит, как ты живешь.
— Не нравится?
— Нет, почему. Здорово. А кухня где?
— В конце коридора.
Валентин извлек откуда-то из-под стола небольшой магнитофон, покопался немного, пристраивая его на столе, потом включил. Музыка была странноватой, что-то «космическое». Оля сразу узнала:
— «Пинк флойд»?
— Тебе нравится?
— Очень!
Оля поставила лилии на стол в банку с водой и с размаху плюхнулась на застеленную казенным покрывалом кровать.
— Жаль, что мы не купили ничего по дороге!
— Чего не купили?
— Ну, какого-нибудь вина…
— Я и не знал, что ты алкоголичка!
— Не совсем алкоголичка, — поправила его Оля. — Скорее пьяница.
Он спросил лукаво:
— А ты знаешь, чем пьяница отличается от алкоголика?
— Представь себе, знаю. Алкоголик пьет всегда, а пьяница — только под хорошее настроение.
— Тогда мы оба пьяницы, — усмехнулся Валентин и открыл секретер. Там рядом с книжками стояли пять бутылок вермута, одна початая и четыре закупоренных. — Славная парочка пьяниц, пока не запойных.
