Побочный эффект - Ольга Вечная

Тимур напрягается.

- Тебя встретил Денис?

Блин. Что?

Господи как колотится сердце.

- Это не ты его попросил, что ли? - В глаза словно песка насыпали, и я быстро моргаю, чтобы избавиться от этого ощущения.

Тимур резко поднимается, но я удерживаю его за руку и тяну обратно. Он мешкает, но подчиняется, видимо, взвесив за и против, время суток и риски, связанные с полной палатой оперированных пациентов.

Он поворачивается ко мне:

- Могла бы сказать.

С душу камень падает.

- Это правда? Ты не собирался надо мной посмеяться?

- Я? - он так искренне удивляется, что я ощущаю стыд. - Ну да, это ведь в моем стиле — смеяться над женщиной, с которой занимаюсь сексом. Ты меня вообще за кого принимаешь?

Камень, который было упал с души, образуется там заново. И теперь потяжелее.

Тимур смотрит серьезно и вопросительно, ждет. И я ощущаю странную смесь радости и неловкости. А еще, кажется, я раздула сцену ревности на ровном месте, как актриса дешевой мелодрамы.

Почему не звонит ничей мобильник?

- За тебя самого, - пожимаю плечами и улыбаюсь. - Заносчивого и оторванного от реальности.

Он хмыкает, но тоже успокаивается. Как будто гасит эмоции.

- Все прошло нормально?

- Да, конечно, он спокойно довез меня домой, правил не нарушал. - Денис лучший репродуктолог, я решаю, что не стоит упоминать настойчивые попытки подняться в мою квартиру. В конце концов, он же уехал. - Я просто не могла разгадать этот ребус, подумала, что... ты меня больше не хочешь, что все... закончилось.

Он немедленно тянется целоваться, но я отшатываюсь.

- Тут есть камеры! Это во-первых! - Все-таки я могу на него орать. - Вон там, там и там!

- Они не пишут.

- Тимур!

Возвращается на свое место слегка обалдевший. Берет мою руку, целует запястье (Господи как это приятно), а потом кладет на свой пах.

Бросает в жар! Твердый. Какой он твердый. Крупная выпуклость оставляет ноль вопросов. Я тут сжимаю эрегированный член, и Тимур на пару секунд блаженно закрывает глаза. И я клянусь, что в мире нет никого более сексуального, чем он в этот момент.

По спине тут же разливается невыносимый уже жар, устремляется в область между ног и печет, печет там.

- Нам нужно думать о пациентах, когда мы здесь. - Я продолжаю поглаживать его пах, а потом нехотя, забираю руку. - Пожалуйста, перестань.

- Ну, - он усмехается, - это от меня зависит, когда ты сидишь рядом. Вся кровь устремляется к члену.

- Ты с ума сошел, - шепчу.

- Я потерплю. Как обычно.

Как обычно.

На секунду я закрываю глаза, чтобы пережить эти слова, впитать, осмыслить.

- Не волнуйся. Я помню, про «не здесь», - говорит он снова. - Принесу воды.

Встает, поправляет штаны и отправляется к куллеру. Тот начинает гудеть.

Мое сердце разбивается снова и снова, на все более мелкие осколки. Как разговор может так сильно взволновать? Зажечь тело и успокоить душу?

- Иногда мне кажется, что ты помнишь все, что я тебе когда-то говорила.

Тимур протягивает мне стаканчик, и только потом пьет из своего.

А напившись, произносит, чуть приподняв брови:

- Не знаю, как в других семьях. Но в моей — оторванной от реальности и обычных людей...

Смеюсь и щипаю его за ногу. Тимур деланно морщится, потом занимает прежнее место, притягивает меня к себе, и я устраиваюсь в его объятиях почему-то сокрушенная и преисполненная облегчением. Тепло, уютно. Твердовато, конечно, его мышцы как будто еще напряженнее, чем обычно, но я ни за что не соглашусь поменять их на подушку.

Он укрывает мои ноги пледом.

- Так вот. В моей, оторванной от реальности семье, - продолжает, - принято отстаивать личные границы, словно в стае. И я по-другому не умею. Но попробую. Квалификация твоего друга, Мирона Долина, недостаточна для работы в «Эккерт-про», его сертификаты устарели. Плюс он позволяет себе панибратство, что недопустимо. Если он продолжит учиться и пересмотрит свое поведение, то я готов еще раз с ним поговорить.

- Я поняла. Спасибо, что объяснил.

- Тебе сложно, но будет еще сложнее, когда ты начнешь набирать персонал в свое отделение. Тебе придется отказывать людям, даже на вид приятным, если они не умеют работать. Таким, как ты, это поначалу это нелегко.

- Таким, как я?

- Приземленным.

- Что-о?

- Какой там антоним у «оторванных от реальности»?

- Ты мне это никогда не забудешь.

- Не сегодня точно.

Мы обмениваемся еще несколькими колкостями, а потом молчим. Я сморю в панорамное окно, чувствуя, как его дыхание выравнивается и становится глубже. Вскоре засыпаю сама.

Чтобы проснуться в шесть на обход.

Проверить пациентов. Дать рекомендации, заполнить истории болезней. Любоваться Эккертом на летучке. А потом...

Чтобы сесть к нему в машину, потому что папина понадобилась отцу. Позволить довести себя до дома. И произнести под аккомпанемент безумного сердца:

- Хочешь зайти?

Глава 36

Странно видеть Тимура в моем подъезде и в моем лифте.

А потом — и на лестничной площадке — совершенно обычной, не слишком новой — пока судорожно ищу связку ключей в сумке. Хочется действовать быстрее или хотя бы завязать ему глаза. Не уверена, что тонкая душевная организация этого мужчины выдержит вид обшарпанной стены и кошачьей миски в углу.

Но он стойко терпит.

Когда мы заходим в квартиру, легче не становится: в узкой прихожей Тимур выглядит самым чужеродным образом. Будто какой-нибудь известный экспонат из Лувра вдруг решили разместить здесь.

Даже не знаю, бардак ли у меня, на его взгляд? Или, быть может, просто некрасиво?

- У меня тут по-простому, - рассказываю, разуваясь и помогая ему повесить куртку в шкаф. - Ремонт помогали делать родители в том году. Если ты ожидал каких-нибудь позолоченных канделябров, то увы.

Он разувается и насмешливо бросает:

- Красной ковровой дорожки разве не будет?

Улыбаюсь до ушей.

- Могу для тебя постелить розовое полотенце прямо на пол.

Он тоже улыбается и трет лоб. Я делаю попытку пройти в кухню, но Тимур вдруг обнимает со спины и рывком притягивает к себе. Он редко применяет силу, непривычно! Сердечко не знает сжиматься ему или колотиться, и делает все это одновременно. Обмираю. Закрываю глаза и бормочу:

- Чай, кофе, конфеты, шоколад темный и с