Дабл Ю: служебный роман (СИ) - Жилло Анна
— О чем задумался? — Настя дотронулась краем своего бокала о мой, в воздухе повис тонкий звон.
— Да так, о рабочем.
— Юр… а может… ты останешься?
— А я разве ухожу?
— Нет, я не о том… Может, совсем останешься?
Первым побуждением было встать и пойти на выход. Но обламывать ее не хотелось. Старалась ведь. Булочек вон напекла.
— Настя, а давай не будем торопиться? Месяц — это слишком мало, чтобы жить вместе.
— Хорошо…
Быстро справилась с лицом, улыбнулась.
И снова вспомнилась ванга Милка. Как же она тогда сказала о Юле?
Как только она пошлет своего хипстера, ты тут же на ней женишься. Или что-то в этом роде.
Год прошел — с ума сойти! Как будто вчера все было. Но вчера в другой жизни.
В этом году Макс день рождения не отмечал. То есть отмечал, но где-то с Зоей, а на работе скромно накрыл поляну в отделе. Я тоже зашел, посидел минут двадцать, съел кусок торта. Посмотрел на Юлю. И на Макса с Ниной.
Так же, как раньше шептались о нас с Юлей, теперь чесали языки о них.
— Ничего между нами нет, — отрезал Макс на мой осторожный вопрос. — Она живет с парнем, давно уже. Я его видел. Зимой в ГАИ, потом в больнице. Так что… все это фигня, Джульетта. Все та же фигня.
Я намек понял и больше расспрашивать не стал. Добро пожаловать в клуб одиноких сердец сержанта Пеппера. У тебя Зоя, у меня Настя, но это ничегошеньки не значит.
***Я проводил в конференц-зале ежегодный юридический семинар для главврачей наших клиник. Этот был уже четвертым, и, как показала практика, формат получился очень удачным. В течение года я копил все вопросы, по которым приходилось консультировать, отбирал самые частые и разжевывал до молекул. А потом отвечал и на текущие.
На этот раз уложились в полтора часа, а не в два, как год назад, но я чувствовал себя выжатым лимоном. Выключил проектор, собрал свои заметки, подождал, когда все разойдутся. Вспомнилось вдруг само собой, как прошлым летом пришел на учебу к Юле.
Вот точно так же все разошлись, и мы стояли в дверном проеме, близко-близко. Я смотрел в ее сердито сощуренные глаза и ловил запах, наотмашь бьющий по рецепторам.
Интересно, а если бы я ее тогда поцеловал, получил бы по морде?
Что толку теперь гадать? Надо было целовать.
В углу стояло старенькое расстроенное пианино, оставшееся от предыдущих арендаторов, которые почему-то не захотели его забрать. Я подтащил стул, открыл крышку, сдул пыль.
Музыкалку мне очень хотелось бросить, но все же закончил на нехитром бабушкином манипуляторстве: мол, мама так мечтала, чтобы ты, Юрочка, учился музыке. Способности у Юрочки были средненькие, тянул на тройки. Если что и любил, так это подбирать на слух мелодии и импровизировать на тему. Вот это как раз получалось неплохо. Мог бы играть в ресторанах. Дома стояло еще дореволюционное пианино, местами на молоточках остались канцелярские кнопки, которые я когда-то втыкал, чтобы звук был как в салунах из вестернов. Но подходил к нему редко. Наверно, года три не играл.
Пальцы ничего не забыли. Это как секс. Один раз — и уже никогда не забудешь, даже если проведешь двадцать лет в стерильном воздержании… и не сдохнешь от спермотоксикоза. Я что-то наигрывал тихо, просто перебирал клавиши, пока звуки не стали складываться в смутно знакомый мотив. Такое со мной бывало часто: вариации настолько далеко уходили от оригинала, что не сразу мог понять, что это.
«But I'm burning, burning…»
Слова припева вклинились в размытую акварель звуков, четко и остро стягивая на себя мелодию. Пальцы кололо тонкими иголками, и от них дрожь разбегалась по всему телу. Как в тот вечер, когда мы танцевали с ней и я касался губами ее уха.
Музыкальные фразы разлетались далеко и снова собирались в припев, в который я переливал все, что кипело внутри. Все то, что, как мне казалось, уже ушло… начало уходить.
Да никуда оно не ушло. Если только вглубь?
Я мог делать что угодно, как угодно себе врать, кого угодно трахать — но все равно любил ее. Наверно, еще сильнее, чем раньше. Ту, которая могла стать моей — навсегда. Но никогда не станет…
Я почувствовал чей-то взгляд и обернулся, оборвав мелодию на резком диссонирующем аккорде.
Это было как мгновенный флеш в темноте, как стоп-кадр.
Она стояла за стеклом, и по щекам бежали слезы. А в следующую секунду там уже никого не было. Только полыхнуло издали огнем.
Может, померещилось?
Я закрыл крышку, уперся лбом в сложенные руки и словно провалился куда-то, разглядывая щербинку, похожую на улитку.
— Юр, ты в порядке?
На пороге, сдвинув в недоумении брови, стояла Катя.
— Все нормально, Катюш. Голова болит.
— Может, таблетку дать?
— Не надо. Давление низкое. Пойду кофе выпью.
Размеренно и методично, как робот, взял планшет и блокнот, закрыл конференц-зал, вернулся к себе. Песня все еще крутилась в голове, снова и снова. Ее лицо стояло перед глазами.
Нет, не померещилось…
Три дня прошли в каком-то тумане. Я что-то делал, с кем-то разговаривал, но голова словно отставала от тела. На несколько сантиметров или на несколько секунд. А в четверг вечером позвонил Макс.
— Юр, у тебя нельзя переночевать?
— Опять с Зойкой посрались? Извини, я не один. Хочешь, Пашке позвоню?
— Нет, не надо, — подумав, отказался он. — Переночую сегодня в офисе, а там видно будет.
— Чего видно, завтра приезжай, если не помиритесь.
Насте было очень любопытно, но спросить не решалась.
— Друг, — коротко пояснил я. — Поссорился с девушкой. Просился переночевать.
— А в гостиницу — нет?
Я отвернулся, спрятав смешок. Настя случайно выпала из образа Идеальной Насти. Так бывает, когда играешь роль. Идеальная Настя, какой она себя стремилась подать, должна была сказать: давай я поеду домой, а ты позвони, пусть приезжает. Так и знал, что рано или поздно проколется.
— Нет. И извини, в выходные не увидимся.
Разумеется, Макс мог позволить себе гостиницу, хоть на ночь, хоть на месяц. Дело не в доходах-расходах. Он был из тех, кто при ссорах молча уходит. На час, на день, на неделю — пока не успокоится. Если завода хватало на час, вполне справлялся сам. Бродил по улицам и возвращался. Если разбирало по-крупному, ему нужен был кто-то рядом. Даже не обязательно разговаривать. Просто помолчать с тем, кто понимает. Я — понимал.
Настя обиженно надула губы, но тут же вспомнила, что должна быть идеальной. Улыбнулась и пошла в душ. Меня не тянуло вникать, с какой целью она притворяется: из болезненного перфекционизма или это тактические приемы стратегического плана по захвату объекта. Видимо, потому, что было глубоко наплевать.
В пятницу после работы мы с Максом поехали ко мне. Заказали пиццу, пили пиво и до трех часов ночи смотрели боевики. А утром спонтанно собрались и отправились на базу отдыха с дурацким названием «Шишки на Лампушке». Там нас наверняка приняли за гейскую пару, но было пофигу. Гуляли по лесу, ловили рыбу, катались на лодке. Вечером долго сидели в баре и разговаривали.
— Я не знаю, что делать, Юр, — признался Макс.
Пожалуй, я никогда не видел его таким растерянным… или потерянным?
— Может, тебе поговорить с ней? — предложил я.
— С кем? С Зойкой? С Ниной? Зачем? И о чем? Мы с Нинкой когда оставались после работы, уходили вместе. Просто разговаривали. Ничего больше. Если бы она хоть на грамм показала, что я ей интересен. Не как коллега или там… приятель.
— А если бы показала? Что тогда? Ушел бы от Зойки?
— Я не знаю, Юр, — он обхватил голову руками. — Вот сейчас мы поссорились… как-то особо противно. Наговорили друг другу всякого. Но я понимаю, что не готов уйти в пустоту. Если бы было куда…
— К кому, — поправил я.
— Пусть к кому. Я не знаю. Правда.
В понедельник с утра я ездил по рабочим делам, а после обеда получил от Макса сообщение:
«Юр, спасибо большое. Сегодня я домой».
Ну ясно, усмехнулся я, наверняка Заечка снова заявилась в офис мириться. Подумал и написал Насте, что приеду к ней. Но… так и не отправил.
