В постели бандита - Ната Радуга
Хлопок — лопнули шины, автомобиль разворачивается пару раз и — в канаву. Следом ещё два, что не успели вовремя затормозить, врезаются в зад первой машины.
Мы вышли из кустов и, пока никто не успел понять, начали стрелять по ним. Я подошла к машине, в которой на заднем сидение сидел Аким с разбитой губой и мутным взглядом. Он посмотрел на меня, и глаза округлились. Я усмехнулась, прицелилась в лоб, но опустила оружие и сделала пару шагов назад.
— Давай! — крикнула я.
Раздались три выстрела— прямое попадание в бак с топливом, взрыв и огонь окрасил всё в красный цвет. Осветил ночную дорогу, привлекая внимание.
— Валим! — Толя вцепился в мой локоть и заставил прийти в себя. — Сгореть хочешь?
Нет, не хочу.
— Что теперь? — спросил Серёжа, когда мы приехали в наше убежище, уставшие и измотанные.
— Вернёмся к первоначальному плану, только с небольшими изменениями, — ответила я, наливая себе стакан воды и пытаясь скрыть боль в области сердца.
Кажется, мне теперь всю жизнь на таблетках сидеть… ничего, это не так страшно, как жить без этого неугомонного Дёмина.
— Какому? — осторожно спросил Толя.
— Уж больно мне взрыв понравился, — усмехнулась, представляя в голове, как сравняю с землёй то место, где держат Марата. — Самолёт нужен.
— Будет, — кивнул Серёжа.
Детали, которые меня не волнуют, я доверила своим ребятам, лишь иногда влезая со своими указаниями, которые они выполняли без раздумий. Через три дня мы, готовые на всё, приземлились на чужую землю. Но и тут не всё так легко пошло, как могло казаться. Без своего человека в той тюрьме мы поняли, что нам не справиться.
Слежка, наблюдение, фиксирование. Всё это отняло ещё времени, я уже была на пределе, терпение покидало меня, но действовать надо с умом и осторожностью. До дня Х оставались считанные дни, пришлось перейти черту дозволенного, поступить, как один из заключённых той тюрьмы. Но выбора не было.
Глава 24
Марат
Один день сменяет другой, ничего не меняется, никто ничего не говорит, продолжают держать меня в карцере, куда меня вернули через три дня после того, как я очнулся. Рану в боку зашили, вроде на совесть, чувствую себя не хорошо, но и не плохо. Физически.
Эта камера, если можно её так назвать, угнетает. Тишина режет уши, в голове звенит. Запах сырости уже не чувствую, настолько он заполнил мои лёгкие. Иногда кажется, что я и сам покрылся плесенью и мхом.
Те помои, что мне приносят раз в день, уже видеть не могу, от одного запаха выворачивает. Долго я не выдержу, даже такие, вроде сильные не физически, а духом люди, прогибаются. Мне стала мерещиться Рита, с её улыбкой и в одном нижнем белье. Бывает, что я с ней разговариваю, а она слушает, иногда отвечает. Точно свихнулся.
Уже не разбираю, когда ночь, а когда день, почти не сплю, просто лежу и смотрю в одну точку. Если засыпаю, то мучают кошмары: то приснится смерть Риты, то моё прошлое, никаких пушистых облаков. Темнота, что так и манит к себе. Зов, к которому всё больше тянет.
Лучше бы оставили подыхать, нахрена надо было вытаскивать меня с того света? Чтоб медленно умирал тут, в четырёх стенах?
Ну вот, Марат, сам же на свой вопрос и ответил.
Новиков просто захотел избавиться от меня, заставить помучиться, иначе отдал бы меня суду, а не отправил в Штаты. Никаких допросов не было, просто закрыли тут и всё, даже света белого не видел после ранения.
Послышался скрежет открывающейся железной двери, а потом и голос охранника.
— Дёмин, к стене, — отдал приказ он на английском языке.
Я не спешил выполнять его требование, мне и тут нормально, но перспектива глотнуть свежего воздуха заставила передумать. Не факт, конечно, что меня поведут на улицу, но надежда, как говорится, умирает последней.
Морщась из-за ноющих костей, я поднялся с железной кровати и встал лицом к стене, расставляя ноги на ширине плеч и заводя руки за спину. Но охранник не заключил мои кисти в наручники, он взял меня под локоть и повёл к лестнице, что ведёт наверх.
По тишине и темноте в окнах, я понял, что на улице ночь, а вот то, что охранник ведёт меня не в кабинет к начальнице тюрьмы или в допросную, а на улицу, порядком напрягает.
Решили избавиться от меня? Видят, что сам никак не подохну?
На выходе на задний двор я замялся и остановился. Может, я и ною про себя, но сейчас, когда подозреваю, что меня ведут на смерть, желание жить берёт вверх. Та маленькая горошина надежды, что я всё-таки вырвусь отсюда, вдруг стала увеличиваться.
Нет, нет, Марат, ты должен бороться, не сдаваться, вырваться и порвать всем глотки, чтоб знали, против кого они пошли!
— Шевелись, — охранник ткнул пистолетом мне в спину, и я невольно сделал шаг вперёд.
Так, надо сделать вид, что я подчиняюсь, и делать, как он хочет, убедить его в своей покорности, а там отобрать оружие и дальше… по ситуации. Если сил хватит…
Мы шли прямо к забору, я всё больше удивлялся, что по пути никого не встретили. Возле высокого кирпичного забора не стояли солдаты с автоматами, не было вообще никого, тьма чернильная. Вдруг по стене скинули верёвочную лестницу, я посмотрел в недоумении на охранника. Какого хрена происходит?
— Вперёд, — толкнул он меня.
И я сделал шаг, но не больше. Я настолько отчаялся, что в моей голове только одно объяснение: пристрелят при попытке побега. И не важно, что выглядит это до смеху тупо. Они смогут всё разрулить, подумаешь, одним заключённом меньше. Да и это, скорее всего, только для Новикова, начальнице тюрьмы надоело держать меня под крышей своего учреждения, и она решил вот так избавиться…
— Марат, — как оголёнными проводами по открытой ране, прозвучал до боли знакомый голос. — Посмотри на меня, — раздался сверху умолявший голос.
У меня глаз задёргался, сердце впервые за столько времени стучит так, что отдаётся эхом в ушах. Пальцы начали подрагивать, а колени подкосились. Собрал всю волю в кулак и поднял взгляд наверх. Она. Даже в ночной темноте вижу, что это она. Чувствую на каком-то подсознательном уровне. Сердцем. Душой.
— У
