Развод. Мать-одиночка (СИ) - Сати Стоун
Я застываю в полной растерянности.
Мне хочется ответить. Хочется ответить: «Дамир, я тоже люблю тебя». Но я молчу.
Я слишком хорошо изучила повадки нетрезвых людей. Они становятся весьма любвеобильны. Только от такой любви обычно нет ни проку, ни сладу. Да и любовь эта зачастую непрочная. Кривая. Туманная. И, как правило, скоротечная.
В отличие от той любви, что чувствую я.
И сколько бы ни уговаривала себя, сколько бы ни пыталась убедить своё сердце в обратном, я полюбила Дамира. И, увы, к утру это точно не выверяется.
— Ира, — Тарханов сжимает мою ладонь крепче. — Ира, я тебя люблю.
Он говорит искренне. Настолько искренне, что мне хочется зарыдать. Обнять его как можно сильнее. И никогда, никогда не отпускать.
— Ира…
— Спи, — выдыхаю я. — Спи, Дамир. Добрых снов.
И вызволяю свою руку. Несмотря на то, как мне не хочется этого делать. Но так нужно.
А затем я иду спать к Ясе.
Как буду объяснять ей утром, откуда в комнате взялся этот дяденька на раскладушке, ума не приложу. Но сейчас это не имеет значения. Ничто сейчас не имеет значения, кроме того, о чём мне поведал Дамир.
Всё, что он мне сказал, до последнего слова, было для меня действительно очень-преочень важным.
Глава 52. Ирина
— Ма-а-ам! Ма-а-ам!..
Открываю глаза, ещё жутко сонные. Ничего не понимаю… Который час?..
Ой, уже утро — на улице светло.
— Мам, я проголодалась…
Различаю перед собой грустное Ясино личико и тотчас беру себя в руки, заставляю голову оторваться от подушки.
В следующую секунду мои мысли и взгляд устремляются к противоположной части комнаты. Туда, где стоит раскладушка.
Пустая.
— Мам, а чего это тут делает?..
Тру глаза — не помогает. В комнате, кроме меня и Яси, никого нет. Доченька смотрит на меня вопросительно, ожидая ответа.
На всякий случай иду проверить, не кажется ли мне…
Нет, не кажется. Раскладушка есть — Дамира нет. Плед, которым я его укрыла ночью, аккуратно сложен и оставлен на спальном месте.
— Ясенька, я тебе сейчас задам немного странный вопрос…
— Какой? — любопытно щурится мой ангел.
— Ты, когда проснулась, тут кто-то был?
— Нет, — она пожимает плечиками. — А кто «кто-то»?
Сама не знаю… То ли приснилось, то ли вправду было…
— Я на секундочку, — предупреждаю дочку.
И быстро шмыгаю в коридор, стучусь к Валентину Аскольдовичу в комнату. Тот открывает далеко не сразу. И, судя по его виду, я его только что разбудила.
— А-а, Ирина Вадимовна! Чему обязан? — запахивая бессменный халат, певуче интересуется сосед.
— Доброе утро… Э-э… Вы ведь вчера вечером приходили ко мне?..
Валентин Аскольдович медлит с ответом. Он зачем-то подкручивает несуществующие усы и произносит воровато:
— Ну, не то чтобы прям приходил…
— Так приходили и нет? — я жутко нервничаю, оттого поторапливаю старикана, чтобы он быстрее очухался.
— Заглядывал, так скажем.
— И вы, так скажем, привели с собой Дамира Тарханова?
— Фамилию не упомню… — напрягает память наш спивающийся тенор. — Знаете ли, профессиональная деформация… Отлично помню имена и отчества…
— Дамира Казимовича! — перебиваю я нетерпеливо.
— Да-да, — оживляется Валентин Аскольдович. — Он самый… Знаете, прекрасный, прекрасный человек…
— Очень хорошо, — снова перебиваю я и выдыхаю с некоторым облегчением. — А вы не видели случайно, куда он делся утром?
— Делся? — удивляется сосед. — Оу! У вас произошёл конфликт? Надеюсь, не из-за того, что мы немного пообщались по-дружески. Знаете, общаться одному бывает так одиноко…
— Значит, не видели?.. — хватаюсь за голову и офигеваю от происходящего.
Тарханов… сбежал?!.. Почему? Зачем?..
Валентин Аскольдович ещё пытается удержать меня своей трескотнёй, но я уже бреду обратно в свою комнату.
В общую дверь звонят. Я прохожу мимо, не замечая трезвона.
— И-и-ира-а-а! — верещит соседка слева. Ну, та, что вечно курит. — И-и-ира-а-а!
Оборачиваюсь.
Робкая надежда на миг осеняет меня. И тут же рушится.
Нет, это не Дамир вернулся. И даже не Егор пожаловал, как вы наверняка подумали.
Просто какой-то мальчишка. Почему-то с цветами.
— Ира! — плюётся едким дымом соседка. — Это по твою душу!
Ну, что опять?..
Возвращаюсь к входу, и парень показывает мне какой-то бланк:
— Вот тут и тут распишитесь.
— Что это?..
— Доставка, — он с лёгкостью протягивает мне громадный букет красных роз.
Не знаю, сто одна там или тысяча одна, но в диаметре охапка не меньше полуметра. А весом примерно с меня.
Еле доволакиваю вот это вот всё до своей жилплощади и кладу на раскладушку. А куда ещё положить? Только если к потолку подвесить вместо люстры и потом головой биться.
— Мам, а это тебе цветочки? — спрашивает Яся, которую я так и не удосужилась покормить.
Мать года, блин…
— Не знаю, солнышко… Мне отдали.
Гляжу на цветы почему-то с нехорошим предчувствием. Вроде бы красивый подарок. И вроде бы я даже догадываюсь, от кого он может быть, но…
— Мам, гляди! Тут ещё чего-то есть! — Яся ловко вызволяет из цветочного моря небольшой картонный конвертик. — Это письмо!
Письмо… Почему мне кажется, что это письмо — прощальное?.. Может, потому что я уже слишком привыкла прощаться с дорогими моему сердцу людьми?
Вибрирующими пальцами поддеваю треугольный клапан, и мне на ладонь выпадает металлический ключ.
— Золотой ключик! — весело улыбается доченька.
Увы, я не могу разделить её веселья в полной мере, но стараюсь улыбаться хотя бы для виду.
Заглядываю в конверт: там ещё какая-то пластиковая карточка и бумажный прямоугольник, на котором что-то написано от руки. Я мгновенно узнаю размашистый почерк Тарханова — это точно он подписывал.
Однако при прочтении выясняется, что это не письмо. По крайней мере, не в том понимании писем, которые обычно ждут.
На карточке записан адрес. И он мне отчего-то кажется знакомым…
Яся тоже читает эту странную записку и ей тоже интересно узнать:
— Это ключик от дома?
— Не знаю… — способность улыбаться окончательно покидает меня.
— Мам, ты чего? Грустишь?
— Нет, малышка… Просто… думаю.
— О чём?
— О том… О том, что это такое и зачем…
Дочка хмурится и поджимает губки:
— Да всё же понятно! Это подарок от Деда Мороза! Пред-подарок! Подарок перед подарком.
Обнимаю её одной рукой и всё же вымучиваю улыбку, оглядывая комнату, как будто бы всё ещё пытаюсь отыскать Дамира. Но его нет. Он ушёл. Ничего не сказал, даже в долбанной записке. И что мне теперь делать?..
— Ма-а-ам! Ма-а-ам, мы должны поехать сюда.
