Королевы и изгои - Алена Игоревна Филипенко
За день до премьеры Соня все же заявилась в школу. После уроков все участники спектакля собрались в актовом зале на финальную репетицию, и Соня по дошла ко мне. В руках у нее была бутылка для воды с розовым фламинго.
– Спасибо, Саш, что подменяла меня, но сегодня я уже в строю, так что… – Она пожала плечами и улыбнулась с притворным сожалением.
– Да? – Я не собиралась изображать любезность. – А ничего, что я до последнего тебя заменяла?
– И что? Ты же на скамейке запасных, это твоя прямая обязанность. – Соня невинно похлопала глазами и отпила из бутылки.
– А то, – передразнила я, – что Элли ты потеряла.
– А вот и нет! Эту роль дали мне, а не тебе. Пойдем к Валерии.
Валерия решила спор не в мою пользу.
– Саш, извини, но мы же вроде решили: если Соня будет болеть, то роль твоя. Но Сонечка в строю… – Валерия Антоновна смотрела на меня виновато. – Да и к тому же ты занималась костюмами. Пятерка у тебя будет. Почему тебе так важна роль?
Я возмущенно промолчала. Получить роль для меня теперь было делом принципа. Слишком меня бесила Соня.
– Первая сцена, Канзас! Актеры, собираемся! – крикнула Валерия Антоновна.
Соня гордо прошествовала мимо меня. Поставила рядом на парту свою бутылку, чтобы лишние пару секунд покрутиться передо мной в голубом сарафане Элли и еще немножечко меня побесить. Вообще это мой сарафан! И на груди Крыловой он сидел так, будто вот-вот треснет. Я злилась. Но поздно вечером мне вдруг позвонила Валерия Антоновна и сообщила, что Соня слегла с отравлением. Главную роль играю я. Спектакль проходил следующим вечером. Перед выходом из дома я долго колдовала у зеркала: сделала две свободные косы, как у Элли с картинок из моей детской книжки, нанесла естественный макияж.
Спектакль с самого начала пошел с погрешностями. Один из четырех поющих маков забыл слова, и остальные почему-то решили, что забывчивый мак – лидер в их квартете, а значит, с него надо брать пример, и тоже замолчали. В итоге в сцене с маковым полем цветы просто плясали на сцене, а музыка играла без слов. А еще Людоед слишком крепко связал меня, и, когда Дровосек и компания меня освобождали, вышла заминка. Кто-то предприимчивый за кулисами увидел, в чем беда, и подсунул под занавесом ножницы. Они-то нас и выручили.
У Страшилы постоянно сползали штаны, сарафан на груди Элли все же разошелся, у Тотошки в конце отпало одно ухо, Виллина спотыкалась о чересчур длинный подол мантии, а Гудвин перепутал слова двух сцен. Но это все мелочи. Дальше произошло кое-что куда серьезнее. Очередная сцена с моим участием закончилась, и я ушла за кулисы. На сцену вышла Бастинда. Она надела на голову Золотую шапку и вызвала летучих обезьян. Приказала им расправиться с Элли и ее спутниками. Дальше по сценарию на сцену выходит Элли с друзьями. Летучие обезьяны преграждают им путь и вступают с ними в схватку.
Я ждала за кулисами своего выхода. В этот момент Рита-Стелла, расхаживая в длинном розовом платье волшебницы, с кем-то общалась по телефону, слушала собеседника и то и дело бросала на меня ненавидящие взгляды. Я чувствовала исходящую от нее опасность, но не понимала, в чем дело. Бастинда с обезьянами покинули сцену, на их место пошли Элли и ее друзья.
Начало сцены было спокойным: Элли со спутниками просто шла в сторону замка Бастинды. Дальше должны выйти обезьяны… Но вместо них на сцену ворвалась разъяренная Рита-Стелла.
– Тварь! – яростно закричала она и ударила меня по плечу своей волшебной палочкой, которая была сделана из металлического прута, так что удар вышел сильным и болезненным.
Рита собралась снова меня ударить, но Север-Дровосек подлетел к ней сзади и оттолкнул ее от меня.
– Она отравила Соню! – крикнула Рита.
И тут головы моих спутников разом повернулись ко мне. Тотошка, Трусливый Лев и Страшила, которых играли бэшки, смотрели на меня со злобой. Мстительные гримасы не обещали мне ничего хорошего. По сцене будто пробежал электрический разряд. Что? Я отравила Соню? Что она несет?
– Это правда? Ты ее отравила? – Надо мной, грозно потряхивая меховой гривой, представляющей собой вывернутый наизнанку меховой капюшон, возвысился Лев-Шепелюк.
– Я?! Вы с ума посходили? – воскликнула я. – Рита несет какой-то бред!
– Соня в больнице из-за тебя! – крикнула Рита, вновь попытавшись ринуться ко мне дикой кошкой. Но Север ее удержал. – Она сама позвонила и ска зала, что это была ты! Ты подсыпала ей отраву в бутылку с водой!
Дурацкая бутылка с фламинго!
– Какого черта, Орлова? – Суханов-Тотошка толкнул меня.
– Я этого не делала!
Я была напугана и растеряна.
– А ну не тронь ее! – Север подлетел и встал между мной и бэшками.
Я прижалась к его спине, твердой и мощной, будто каменная стена, и мне стало гораздо спокойнее.
– Это гон, – уверенно ответил староста. – Ваша Крылова звездит, психует, что не смогла выступить. И ищет виноватого.
– Защищай своих сколько угодно, Панферов! – С этими словами на сцену вышел Марк-Гудвин и, выпятив грудь, встал напротив Севера. – А мы будем защищать своих!
– Отойди, Панферов! – приказала Рита. – Пусть ответит.
– Я отвечу за нее, – огрызнулся он и раскинул руки перед Ритой. – Вот я стою, что ты мне сделаешь, а? Я весь твой, детка.
Марк-Гудвин попытался оттолкнуть Севера-Дровосека. Между ними завязалась драка. Я осталась без защиты. Вокруг меня сжималось кольцо из бэшек.
– Думала, все провернешь так, что никто ничего не заметит? – зашипела Рита, схватила меня за косу и потянула вниз.
С радостным боевым кличем «Наших бьют!» на сцену вылетел Малик со своей обезьяньей свитой. Обезьяны напали на моих обидчиков. Из-за кулис выбежал Рома-Людоед и, размахивая дубиной, налетел на Льва-Шепелюка. Со стороны зрителей сцена смотрелась очень странно. Да, в ней должна была быть схватка… Но вовсе не такая. Тотошка, Страшила, Стелла
