Адриано - Оливия Торн
— Да, да — займись стриптизом, мафиози.
Я снимаю пиджак и вешаю его на крючок на стене. Затем расстегиваю рубашку, снимаю туфли и брюки. В конце концов на мне остаются только трусы.
Для человека, который «уже все видел», Бьянка, конечно, осматривает меня с ног до головы.
Ее взгляд мечется вверх-вниз по моему телу, как у голодной женщины, разглядывающей мороженое.
Меня это заводит.
К счастью, за последние двенадцать часов я уже достаточно раз кончил, чтобы у меня не сразу встал член.
Я не хотел доставлять ей удовольствие знанием того, как она на меня влияет.
— Что сначала? — спрашиваю я.
Она протягивает мне рваную футболку — выцветшую концертную майку White Snake тридцатилетней давности.
Я бросаю ее обратно на скамейку, даже не примерив.
— Дальше.
— Ладно, не люблю группы с волосами, — говорит она, протягивая мне следующую. Это рубашка на пуговицах с коротким рукавом, которая больше подходит для парня лет 40, переживающего кризис среднего возраста.
— Хм, — произношу я, примеряя ее.
— Да, не то, — соглашается она, когда я снимаю ее.
Когда я примеряю джинсы, она говорит.
— Я хотела тебя кое о чем спросить.
— Давай.
— Почему ты помогаешь мне найти моего отца?
— У него есть информация о том, кто за всем этим стоит.
— Да, я понимаю, что сейчас ты это знаешь… но вначале ты этого не знал. В первый раз, когда сказал, что поможешь мне, для тебя в этом не было никакой выгоды. Так… почему?
Я делаю паузу.
Потому что точно знаю, почему.
На самом деле, я знаю, в какой именно момент решил помочь ей.
— Я…
Я смотрю на нее.
Она пристально разглядывает меня.
Я отворачиваюсь.
— Не знаю.
— Нет, знаешь, — шепчет она. — Пожалуйста… скажи мне.
Я снова смотрю на нее…
И наконец сдаюсь.
Все из-за ее глаз…
Таких больших и проникновенных…
— Ты говорила о своем отце, — отвечаю я.
Она хмурится.
— Что именно?
— Когда я спросил, почему он отправил тебя в отель.
Она тут же начинает злиться.
— Да, ты сказал, что он продал меня как шлюху.
Я слегка улыбаюсь.
— Ты должна понять, что многие люди, с которыми я сталкиваюсь в этом бизнесе, поступили бы именно так. Но когда я переспросил тебя, ты сказала кое-что другое. Ты помнишь, что?
Она переходит от раздражения к любопытству.
— Нет, что?
— Ты сказала, что не можешь до него дозвониться, и что они собираются переломать ему ноги, поэтому сделала это, чтобы выиграть ему время.
— И что?
— То, как ты это сказала. Я понял, что он тебе действительно небезразличен.
Ее лицо смягчается.
— Я люблю его.
— Я знаю. Несмотря на азартные игры и связь с Cosa Nostra, и все то дерьмо, в которое он тебя втянул… ты все еще любишь его. И я вижу это по твоему лицу.
Она пожимает плечами, смутившись.
— Все любят своих отцов.
— Нет. Это не так.
Бьянка неохотно кивает.
— Ладно… не все, нет.
— Но дело не только в том, что ты его любишь. Дело в том, что ты хотела выиграть для него время.
Она снова хмурится, не понимая, к чему я клоню.
Я продолжаю.
— Я потерял отца неожиданно. Ни с того ни с сего.
Хотя это случилось не так, как я думал.
Старая сицилийка — та самая, которая пыталась застрелить Дарио, убила моего отца. Она злорадствовала по этому поводу перед смертью.
Воспоминания вдруг накатывают на меня.
Я, пятилетний, смотрю на отца, когда он бреется. Он подмигивает мне и мажет немного крема для бритья на нос.
Я в восемь лет смотрю, как он учит Дарио стрелять из пистолета. Я так завидовал тому вниманию, которое папа ему уделял…
Я в тринадцать лет, когда мы воссоединились после нападения боевиков на наш дом. Дарио помог отцу отбиться от нападавших, а мне пришлось бежать с мамой и младшими братьями — как ребенку.
Я был так зол на отца за то, что он оставил Дарио рядом с собой, а меня отослал.
Но потом он обнял меня, крепко прижал к себе и поцеловал в макушку… и вся моя злость исчезла.
Я в семнадцать лет, когда впервые убил человека.
Я вспомнил, как ужасно себя чувствовал… как мне было плохо.
Даже несмотря на то, что выбор был — он или я, и он был тем, кто напал на нашу семью.
Я не мог перестать видеть лицо этого человека… как свет погас в его глазах, когда он умер.
Но после того, как бой был выигран, отец взял мое лицо в свои руки и прошептал: «Спасибо, Адриано. Это не та жизнь, которую я бы выбрал для тебя… но сегодня ты спас свою семью, и я горжусь тобой. Ты ВСЕГДА заставляешь меня гордиться тобой».
И тут я вспоминаю, как всего полгода назад вошел в его спальню…
— Это я нашел его умирающим, — говорю я, и мой голос слегка ломается. — Он был…
Мне приходится на секунду замолчать.
На глаза Бьянки наворачиваются слезы.
Кажется, что у нее разрывается сердце.
— Он лежал на полу… его лицо было красным… я бросился к нему с криком… обнял его, а он смотрел на меня… и пытался что-то сказать, но не мог… и тогда…
Я отворачиваюсь от Бьянки.
Не могу смотреть на нее и продолжать говорить — не могу.
Наконец я беру себя в руки и заканчиваю то, что должен сказать.
— Он потерял сознание, когда я обнимал его… и больше не очнулся. А умер в
