Татьяна Тронина - Нежность августовской ночи
Едва Евгения поняла это, как камень свалился с ее сердца. Она этой ночью неудержимо мечтала об одном: сделать счастливым Глеба, стать счастливой самой.
– …Замерзла? – Глеб обнял ее за плечи.
Этим сентябрьским утром и вправду было холодно – лето кончилось в один миг.
– Нет, ничего… – улыбнулась она. – Ты не торопишься?
– У меня куча времени… Встреча начнется только в два.
О том, что сегодня в одном из Центральных домов книги пройдет прощальная встреча с российскими читателями Фридриха Бергера, Евгения тоже была в курсе.
– Я читала роман твоего Бергера – «9 евро». В твоем переводе, наверное?
– Да, я его переводил.
– Мне понравилось! Когда читала, даже не думала, что встречу человека, который работал над этим текстом. А Бергер – он какой в жизни? – с любопытством спросила Евгения.
– Фридрих – большой ребенок, – усмехнулся Глеб. – Знаешь, из тех людей, которым нужна сильная рука. Ежовые рукавицы. А так – без контроля – он пропадает… Делает что хочет и тем самым губит себя.
– Разве контроль – хорошо? – удивилась Евгения. – Я вот совершенно не могу, когда мною командуют!
– У всех по-разному. Нет общих правил для всех.
– А… А Нина командовала тобой? – осторожно спросила Евгения.
– Не напрямую. Она знала мой характер и очень ловко манипулировала мною, – спокойно, не увиливая, ответил Глеб. – Я, по сути, позволил себе быть ее марионеткой. Не самая лучшая роль для мужчины…
– Ты любил ее, потому и не замечал ее манипуляций.
– Я очень любил ее, – с силой произнес Глеб. – Лучше не спрашивай о ней больше… Не хочу говорить о Нине. Я тебе рассказал – и все, давай забудем.
– Давай, – кивнула Евгения. – Только я вот еще что хочу сказать, напоследок… Ты не переживай, не терзай себя.
Глеб остановился и, нахмурившись, посмотрел Евгении в глаза.
– …Не думай о том, что тебя предали, что столько лет прожито зря, отдано женщине, которая… которая не оценила твоей любви, – торопливо продолжила Евгения. – Ничего не зря. Ничего не пропало.
– Почему? – быстро спросил Глеб.
– Потому что… потому что дело даже не в Нине.
– А в чем?
– В том, что любовь была в тебе. Неважно даже к кому… Любовь всегда была в тебе, и это самое прекрасное чувство. Она была, любовь, – в тебе, – повторила Евгения эти слова, точно заклинание, глядя Глебу в глаза. – Ты понимаешь?
Глеб некоторое время молчал… Потом по его губам пробежала судорога. Рассердился? Но он вдруг обнял Евгению.
– Ты такая хорошая… Спасибо! – Он поцеловал ее.
Она ответила на его поцелуй, засмеялась. Потом он снова поцеловал ее. Они стояли посреди дороги и целовались. И такое безудержное, нестерпимое счастье охватило опять Евгению!
– Сто лет… сто лет не целовался вот так, посреди улицы. Как мальчишка…
– Стой! – внезапно замерла Евгения, глядя куда-то в сторону. – Вот же он, свет!
Она выхватила из кофра фотокамеру.
Впереди была лестница – по ней вдруг толпой повалили люди. Взрослые и дети разного возраста – с цветами, ранцами, бантами, в разномастной форме – то синей, то малиновой, то зеленой. Солнце падало на толпу сбоку, длинные тени бежали по ступеням… Все смотрели себе под ноги, лица – взволнованные, серьезные, скучные, сонные, недовольные, радостные…
Евгения защелкала фотокамерой.
– Наконец-то… Правильный свет! – объяснила она Глебу.
– Чем же это он правильный? – удивился он.
– Он жесткий. Утренний. Белый. Только ранней осенью может быть такой свет.
– Да. Сегодня первое сентября, – кивнул Глеб.
– Я люблю фотографировать людей, когда они спускаются по лестнице… Почему-то именно тогда раскрываются их характеры, появляется какая-то драматургия… Хочешь понять человека – посмотри, как он спускается по лестнице.
– Интересный тест! Я, кстати, обратил на тебя внимание именно тогда, когда ты спускалась по лестнице…
– Неужели? – удивилась Евгения.
– А помнишь, на набережной? Ты боялась опоздать, бежала… А я с Фридрихом тогда был, с Иваном Павловичем… Ты меня потом на катере сфотографировала.
– Точно! – обрадовалась Евгения. – А почему ты на меня обратил внимание?
– Наверное, свет правильно падал, – с легкой иронией произнес Глеб. Опять повернул Евгению к себе. – У тебя высокие скулы и верхняя губа – как лепесток цветка.
– Да?!
– Да. И ноги… Ноги нельзя было не заметить – они так шустро бежали по ступеням. И я, когда увидел тебя, подумал: вот бежит девушка моей мечты. Ко мне.
– К тебе…
Евгения забыла о том, что надо не пропустить правильный свет. Забыла обо всем. Она нежилась в утренних лучах солнца, подставляя лицо Глебу. Тот целовал ее, и эти поцелуи, смешиваясь с теплыми солнечными лучами, холодным сентябрьским ветерком, создавали удивительный эффект. Они заставляли напрочь забыть о работе. О том, что надо ловить мгновения…
Евгения сейчас сама находилась в центре такого мгновения, которое вдруг замерло, остановилось. И мгновение это было настолько прекрасным, что хотелось только одного – чтобы оно длилось вечность.
Но это было невозможно.
– Я есть хочу, – вдруг признался Глеб. – Пошли в какое-нибудь кафе, позавтракаем?
– Пошли, – вздохнув, согласилась Евгения. Все-таки мгновение нельзя остановить. Только ее фотоаппарат способен на это. А вот старая «лейка» какие фокусы умела творить…
В кафе они заказали блинчики с вареньем, кофе, Глеб еще потребовал себе яичницу с беконом… Они сидели в полупустом кафе, болтали, смеялись, потом Глеб с таким аппетитом набросился на свою яичницу, что Евгения засмеялась и снова почувствовала прилив безудержного счастья. Просто так, практически на пустом месте. Только от того, что Глеб ел с таким аппетитом.
Или, может быть, Евгения почувствовала будущее? Ведь должно быть в ее жизни еще одно замечательное утро?.. Например, когда они с мужем, давно и горячо любимым, будут сидеть на кухне и завтракать, болтать о всяких пустяках, смеяться…
Мгновение нельзя остановить, но зато они каждый раз новые. И ничуть не хуже предыдущих.
– Жизнь прекрасна? – весело спросила Евгения.
– О да, жизнь прекрасна! – с энтузиазмом согласился Глеб. – Знаешь, ты сегодня какие-то такие волшебные слова нашла для меня, что я… – Глеб вдруг замолчал, задумался о чем-то.
– Ты что? Ты… о Нине опять вспомнил?
– Нет. Нет… Знаешь, о ком я сейчас подумал?
– О ком?
– О Зине. О той женщине, которая жена Валентина…
– Жена любовника? И что?
Глеб повертел вилку в руке, отодвинул тарелку.
– Мне ее жалко. Она ведь тоже… была обманута. Я-то ладно, я мужик, я переживу… Да и детей у нас с Ниной не было, за которых сердце болит, которых делить пришлось бы. Но она, Зина… Она показалась мне такой нежной, беспомощной – словно птичка, – задумчиво пробормотал Глеб, глядя в сторону. – Ее это знание, пожалуй, может убить. Знание того, что муж столько лет жил на две семьи.
