Татьяна Тронина - Нежность августовской ночи
– Не смей… Не смей! Ты… я тебя ненавижу. Ты все испортила. Будь проклята, будь проклята, будь проклята!
Нина, плача, пыталась отцепить его руки. Ей было больно – как физически, так и душевно. Подобного поведения от Валентина она не ожидала.
– Да, ты со мной двадцать лет встречался, а я виновата… зато ты весь белый и пушистый… ах тебя соблазнили, с пути истинного сбили… Пусти! – Нина наконец вырвалась.
Валентин стоял посреди комнаты – весь белый, с горящими от ненависти глазами. Он словно хотел взглядом испепелить Нину. А мадам Куделина… да что о ней говорить! Овца овцой… Стоит, глазками хлопает.
Нина в этот момент вдруг почувствовала, насколько отвратительны ей эти люди, этот дом, эта квартира. Словно пелена с ее глаз упала. И как она могла надеяться, что Валентин уйдет из семьи? И за что она его любила, этого Валентина?.. Разве можно любить мужчину, который способен поднять на женщину руку? Способен произносить вслух такие гадкие, грубые слова?..
Гордость Нины была задета.
– Ну, Валентин… ну ты подлец! – прошептала Нина. – Я тебя… Я тебя знать больше не хочу! Даже если ты ко мне на коленях приползешь – не прощу!
Она выбежала из комнаты. В коридоре замешкалась на миг – из гостиной раздавался грохот, звуки взрывов, смех младшенького… как его там? Санечки. Они все это время смотрели мультики. И то, что дети смотрели мультфильмы, показалось Нине тоже отвратительным. Чужие. Тут все чужое. И как она, дурочка, могла надеяться, что Валентин отсюда уйдет?..
Нина выскочила из квартиры. Сбежала по лестнице, мимо работяг, орудующих валиками возле стен.
И только на улице заметила, что испачкала свою дорогую летнюю тунику мерзкой розовой краской…
Кое-как Нина доехала до дома. Там, не переодеваясь, упала в кресло и дала волю слезам. «Жизнь кончена… Все – кончено!» – горестно думала она, пытаясь осознать размеры разрушений. А они были ужасны – двадцать лет прошли впустую, закончились ничем. Ее бессмертная любовь к Валентину Куделину оказалась пшиком.
И муж, и любовник бросили ее.
«Не надо плакать – глаза покраснеют, нос опухнет… Кому я такая нужна буду?» – внезапно остановила себя Нина. В какой-то нервной лихорадке подбежала к зеркалу, пристрастно оглядела себя. На нее глядела еще молодая, очень эффектная женщина. С роскошными волосами, идеально правильными чертами лица. Недаром Нину сравнивали с актрисой Ириной Алферовой в молодости! С такой внешностью только в кино сниматься. Фигура… Отличная фигура, всего лишь килограммов пять лишних. А для кого-то, может, и не лишних… Такие женственные округлые формы! Господи, да не может быть, чтобы она осталась одна…
– А я еще кого-нибудь найду… В сто раз лучше вас, мои милые! – задыхаясь, произнесла она. Обращалась Нина, разумеется, к своим бывшим. Женщина скинула с себя тунику, намереваясь переодеться во что-нибудь этакое… Чтобы даже наедине с самой собой блистать.
Нина сунулась в свой шкаф. Она искала кофточку, купленную пару недель назад, в одном из бутиков. Кофточки не обнаружилось. Обежала всю квартиру, даже сунулась в кабинет мужа. Мало ли что… Глеб по своей идиотской рассеянности мог кофтой жены полы вытереть – с него станется!
В комнате мужа было относительно чисто. Пыли, правда… И на подоконнике грязная чашка из-под кофе. У стены что-то стояло. Картина, что ли?
Нина подошла ближе, перевернула большой картонный квадрат в раме. Это была не картина, а фотография Глеба.
– О господи… – испуганно воскликнула Нина. Глеб на фотографии был как живой. Очень похожий. Еще живее, чем в жизни… Только какое-то странное фото – в коричневатой цветовой гамме, под старину. – Сепия! – вспомнила Нина.
Она поставила портрет на диван, отошла, вглядываясь…
На фото Глеб был изображен вполоборота, на фоне набережной. Особняки за его спиной, купола церквей, вода… Где это он? А, наверное, на теплоходе или на катере, которые по Москве-реке ходят.
…Какое у него спокойное и… и необыкновенное лицо. Настоящее мужское лицо – лицо человека сильного, несуетливого, честного. Такой выполнит свой долг до конца. Пойдет на смерть – если придется.
Нина и без этого портрета знала, что ее Глеб – мужчина интересный, на него всегда заглядывались женщины. За урода она бы замуж не вышла! Он умный. Талантливый. Верный.
В общем, Нина не солгала Свете Злобиной, когда сказала, что она любила и любит своего мужа. Просто Валентин все время маячил на переднем плане… Застил, так сказать. «Зачем мне еще кто-то? – вдруг подумала Нина. – Зачем искать? Вот же он… Надо вернуть Глеба!»
В том, что ей удастся вернуть мужа, Нина нисколько не сомневалась. С ее ли способностями… Только надо сделать это тонко, очень тонко!
Нина повертела портрет в руках.
Сзади карандашом было написано что-то. «Евгения Торцова», – прочитала Нина. Евгения… Ну да. Она! Фотограф же. Этот портрет сделан ее руками… Нина тщательно изучила снимок, но больше никаких зацепок не нашла. Тогда Нина, уже забыв о кофточке, подвергла кабинет мужа тщательному обыску. Ничего. Ни адресов, ни телефонов.
Уже поздним вечером женщина догадалась залезть в Интернет.
И – сразу же, первым – выскочило сообщение, что в галерее Айрата Тыклера, что на Солнечном острове, в центре Москвы, проходит выставка талантливой фотохудожницы Евгении Торцовой…
* * *Половина восьмого утра. Первое сентября.
Глеб никуда не торопился, но Евгения вытащила его из дома ни свет ни заря… Вернее – в поисках «правильного» света.
Этим утром Евгения как раз надеялась найти интересное освещение. Правда, так и не нашла – бегала по улицам, вертела головой, чертыхалась.
– Нету света, нет!
– Да вот же – сколько солнца! – удивлялся Глеб.
– Не то, не то, не то…
…Весь вчерашний вечер они проговорили – Евгения наконец узнала всю его историю. Глеб и вправду был женат, но разве можно было назвать те отношения, которые царили в семье Глеба, – браком? «Какая странная у него жена, Нина… – думала Евгения. – Не женщина, а монстр какой-то!» Но больше всего, конечно, ее поразила история об абортах. Это вообще что-то запредельное… Нет, конечно, абортами сейчас никого не удивишь, но целенаправленно избавляться от детей мужа, чтобы родить от любовника…
В первый момент Евгения даже засомневалась – а верить ли Глебу? Она терпеть не могла женатых мужчин, которые придумывали для своих любовниц фантастические истории о своей семейной жизни. Но придумать такое… Нет, невозможно.
Рассказ Глеба поразил и… одновременно успокоил Евгению. Ведь она уже столько препятствий успела себе придумать, столько всякой ерунды, приготовилась заранее страдать… А страдать-то не из-за чего. Глеб оказался свободен для новой любви. Оказывается, у него даже детей не было… То есть Евгения ничего и ни у кого не отнимала, никакой семьи не разрушала, и препятствий как таковых вообще не существовало… Только ее страхи, ее боязнь влюбиться безоглядно.
