Стану Солнцем для Тебя - Никтория Мазуровская
Самую очевидную причину сразу отмела, не хотела самой себе признаваться, что все дело в Косте, в его словах, в его действиях.
Конечно, во всем виноваты гормоны и хороший «практически» секс.
А что же тогда с ней будет, когда они займутся настоящим сексом, обычным, в миссионерской позе?
Крыша совсем поедет?
Это все огромная ошибка! Какой смысл сейчас завязывать отношения, еще и Костю втягивать в это сидение на пороховой бочке?
Хочется? Да, конечно. Устала бороться одна, барахтаться в этом болоте, хватаясь за соломенные ниточки, что каждый раз рвутся, стоит только крепко сжать, и снова тонуть-тонуть…
Разве она не имеет права на… на что? Вот именно, на что? На хороший секс? Или может, тогда сразу поверить в великую любовь до гроба? Тем более, до гроба тут осталось-то всего ничего, так что можно и поверить. Умереть со «счастливой» улыбкой на лице.
Идиотизм, чистой воды.
Не о том она думает, не о том!
Таня предложила вариант, но слишком хлипкий, призрачный шанс. Если кого-то упустят, хоть одного человека,– а вероятность такая существует, – им всем крышка. Такие скандалы запоминаются надолго, и полоскать, на чем свет стоит, будут всех участников.
Нужен другой вариант, план "Б", а может и "В", так, на всякий случай.
– Марь Сана, в офис?
Вася удивленно смотрел на нее в зеркало заднего вида, но терпеливо ждал указаний.
– Давай кружок дадим, мне подумать надо.
– Кружок, так кружок!
Водитель завел машину, аккуратно вырулил со стоянки…
Последнее, что она успела увидеть, это летящую на невероятной скорости в их машину темную газель.
Резкий удар и звук разбиваемого стекла, скрежет сминаемого метала. Мерзкий звук.
Отвратительный хруст ломаемых костей. Чьих? Ее или Васи?
Чей-то крик, скорей ее собственный.
Боль, яркая вспышка боли, такая сильная и адская во всем теле сразу, а потом спасительная темнота…
ГЛАВА 12
– Мне нужно, чтобы ты сейчас держал себя в руках! Ради Ильи, возьми себя в руки!
Сава припечатал Костю к стене, приложил об нее не слабо, так, что в ушах зашумело и, тупой болью в затылке загудело.
Но Костя физически не мог успокоиться. Его трясло. Колотило. В голове туман и никаких связных мыслей. Тупая ноющая боль за грудиной не давала дышать, думать, говорить. Она жгла огнем, яростным и ненавистным огнем выжигала все чувства.
Эмоции калейдоскопом кувыркались внутри. И не было никакого постоянства или системы повторения.
Его бросало из холодного страха в жгучее отчаянье. Потом накатывало безразличие ко всему, опускались руки. Затем, по-новому, вставала ярость перед глазами, начинало трясти, лихорадить, и он срывался на крики, бросался на друзей, на людей, бил кулаками стену, пусть костяшки уже давно в кровь сбиты, и боли он не чувствовал совсем, она не могла его отрезвить.
Даже на рык Савы не реагировал.
Он был, как бешеный раненый зверь, метался по клетке, искал выход, чтобы добраться до самого главного и родного, но не находил, затихал на пару минут, переводил дыхание и начинал по-новому.
«Только не умирай! Только не умирай, черт возьми! Ты не можешь вот так умереть, когда я только тебя нашел! Не можешь!!!»
Сава снова схватил его за грудки, встряхнул, опять приложил головой об стену.
– Мне нужно пару часов, слышишь! Пару часов! И врачи смогут ей помочь!
Туман в голове был таким вязким, гул мягким, но он смог вычленить из непонятных Савиных слов самое главное, и потому, наверное, замер на секунду, а Саве больше и не надо было.
Мужчины смотрели друг другу в глаза и видели понимание одним другого.
Ради Марины оба пойдут на все!
Костя – на обман, предательство, даже расставание с ней самой, с сыном. Только бы Марина смогла выжить, остальное, значения больше не имело. Весь мир мог идти лесом, по известному адресу, для него во всем этом чертовом здании значение имели только два человека!
Сава был способен на большее, они оба это прекрасно понимали. Но, делиться своими планами не намеревался по одной простой причине: Костя не сможет потом, после… Марине соврать, просто не сможет. А значит, не должен знать никаких подробностей: кто это будет, добровольно или нет,– ничего абсолютно!
У них каждая минута, каждая секунда была на счету, так какого хрена Сава здесь?!
– Иди, я в норме! – Костя резко оттолкнул руки того от себя, мотнул головой, прогоняя наваждение и боль.
Но Сава с места даже не сдвинулся, стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на него настороженно.
– В норме я! – рыкнул зло. – Вали и делай, что обещал! У нас времени нет на эти, бл*дь, сантименты!
Мужчина молча кивнул и хлопнул дверью, ведущей в приемный покой. Костя же остался стоять на лестничном пролете.
Смотрел в одну точку, думал, отказывался верить в то, что произошло. Но вот он обводит взглядом чертову лестницу, стены, выкрашенные в отвратительный мятно зелёный цвет, дышит запахом больницы, и его снова начинает накрывать ярость и такое бешенство, что темнеет перед глазами, руки сжимаются в кулаки и из горла рвется наружу даже не крик, а вой!
Утро было невероятным! Потрясающим! Фантастичным! Он не помнил, когда чувствовал себя таким счастливым и свободным от всего. Просто потому, что доставил своей женщине удовольствие. Своими пальцами ловил ее оргазм. Глазами видел, как меняется ее лицо от желания. Слышал, как стонет и изнемогает, просит стонами и движениями не останавливаться.
И глаза.
В ее глазах он увидел то, что даже и не надеялся увидеть.
В них были не только ответная страсть и желание, но и отголоски его собственных эмоций. Какое-то недоверчивое и робкое чувство влюбленности пока что, потребности быть рядом, говорить, доверять, касаться, чувствовать друг друга ночью в одной постели.
Первый большой семейный ужин, запланированный на вечер.
Илья, который не стал задавать вопросы по поводу, что же папа делал в кровати мамы утром, но при этом, моська такая довольная у него была, и улыбка с лица не сходила, что и без слов было понятно,– сын рад. Просто рад!
И Костя был рад не меньше!
Марина стала для него главной! Осью, вокруг которой начинает вращаться его мир, его мысли, его чувства. Он ловил себя на том, что где-то в подкорке, фоном, когда занимался делами, вел переговоры или разбирал бумаги, в мыслях была она. Чаще хотелось видеть ее, слышать, касаться. Ему было мало всего этого. Мало ее мыслей, ее слов, ее чувств. Хотелось намного большего! Чтобы
