Ты – моё проклятие - Лина Манило
Глава 37
Маша.
Арс сбавляет скорость у высоких ворот, а они медленно разъезжаются в стороны, впуская нас на просторную территорию незнакомого загородного поместья. Я знаю этот район. Он тихий и уютный и вовсе не похож на тот, где за высокими заборами прячутся такие параноики, как мой отец. Здесь нет роскоши, бьющей прямо в глаза, от которой хочется зажмуриться или съёжиться до размеров молекулы. Нет, просто дома́, просто люди, просто жизнь.
Именно такая, какая мне нравилась всегда. И которой так сильно боится папа.
Папа. Снова щемит сердце при мыслях о нём, и я разглаживаю складки на подоле платья, отвлекаясь на это, безусловно, очень нужное и увлекательное занятие. Главное, чтобы никто не увидел, как дрожат предательские слёзы в уголках глаз. Нет, я обещала себе, что буду сильной. Клялась, что не дрогну. Значит, так тому и быть. Но…
Но я скучаю по нему. На самом деле скучаю, и длится это не последние дни, нет. Годы, потому что при всём осознании, что отец любит меня, при твёрдой в этом уверенности, я никогда не могла избавиться от ощущения, что он пытается вылепить из меня кого-то другого. Что вот такая я, какой родилась и какой стала, вовсе его не устраиваю. Да, любимая дочь, только бракованная слегка: фантазёрка и романтик. Что с такой взять?
Скучаю… но смогу ли простить? Забыть всё то, что он сделал мне, Климу? Жестокость, ложь, предательство? То, что лишил лучшей подруги, превратив хорошую и добрую девочку Женю в человека, способного на предательство? Что продал меня, в конце концов?
Такое вообще возможно? Постоянно ищу ответ, причины, поводы простить, но не получается. Хоть убей, не выходит.
Когда внедорожник, плавно тронувшись с места, въезжает во двор, из дома выходит высокий мужчина с глубокими складками, рассекающими кожу на лбу. Мне он кажется смутно знакомым. Напрягаюсь, чтобы вспомнить, кто это такой, но когда он улыбается, доходит. Это же Савельев!
В детстве я часто его видела в нашем доме – они вели с отцом какие-то дела, к которым меня, ясное дело, не допускали. Приходилось сидеть в своей комнате, играть с куклами или читать. До глубокой ночи во дворе эхом звучали отголоски их очень важных бесед, но я, маленькая, всё равно ничего в них не понимала. Да и не стремилась особенно, хотя, признаюсь, бывало жутко любопытно.
Часто вместе с Савельевым к нам на огонёк приезжал и отец Клима. Вот тогда я радовалась по-настоящему, потому что тогда и Клим появлялся в нашем доме. А по Климу я скучала всегда жутко – с ним было по-настоящему весело и спокойно.
– Всё будет хорошо, – обещает сегодняшний Клим, а я киваю. Верю ему, как никогда и никому больше. – Пойдём.
Пожимаю плечом, распахиваю дверцу и ступаю на улицу, всё ещё одетая в это дурацкое нарядное платье. Господи, как глупо, наверное, выгляжу сейчас со стороны. Да и Клим в расстёгнутой рубашке под строгим пиджаком достоин отдельных аплодисментов.
Но Клим не обращает ни на что внимания. Просто тянет меня за собой вперёд – навстречу ожидающему нас на пороге дома Савельеву. Арс не отстаёт ни на шаг, втаптывая в землю молодую траву тяжёлыми ботинками. Странная мы троица, но после того, как Арс буквально волоком оттаскивал нас от опасности, что-то внутри поменялось. Теперь мне хочется его уважать, не только бояться. В конце концов, быть рядом – его обязанность.
– Мария Степановна, – растягивает тонкие губы в сухой улыбке Савельев, а я протягиваю ему озябшую ладонь для рукопожатия.
Он принимает этот жест, и моя узкая рука на мгновение скрывается в его широкой ладони. На миг мои пальцы оказываются в стальных тисках, но я ничем не выдаю своего замешательства и подступающей к горлу паники. Просто смотрю в глаза Савельева, полуприкрытые тяжёлыми «сонными» веками.
Лёгкий кивок головы, подрагивание левого уголка губ и ощущение властной силы, прошедшее ознобом по телу – и Савельев переключает своё внимание на Клима, а мне кажется, что вот только что я прошла какой-то экзамен. Только мне забыли сообщить, что к нему нужно было тщательно подготовиться.
Впрочем, как бы там ни было, я дочь своего отца и такие штучки сильных мира сего знаю, как Отче наш. Опыт – он такой, непропиваемый бонус.
– Здесь безопасно, – заверяет Савельев, пропуская нас в дом. И я ему верю.
Дом внутри просторнее, чем казался снаружи. Обставленный в строгом минимализме – лишь самое необходимое для жизни. Я помню, что у Савельева была когда-то жена, но потом с ней то ли случилось что-то, то ли просто ушла в поисках счастья, но с тех пор он один. Мир большого бизнеса намного теснее, чем может показаться – там сплетен и слухов подчас больше, чем в деревне. Все о друг друге шепчутся, передают сенсации из рук в руки, подчас искажая смысл до неузнаваемости. Настоящий серпентарий с соответствующими законами. Потому я никогда не мечтала стать его частью, потому и отметала все попытки отца найти мне достойного кандидата среди чьих-то сынков и их овдовевших, но жутко богатых лысеющих папаш.
– Клим, на пару слов ко мне в кабинет, – кивок головы в сторону лакированной тёмного дерева двери.
Клим прикасается пальцами к моему подбородку, смотрит пристально в глаза, говоря таким образом намного больше, чем мог бы выразить словами. Я едва заметно киваю, и он, резко выдохнув, идёт за Савельевым. Я слежу за его напряжённой широкой спиной, за обтянутыми дорогой тёмной тканью плечами. В моей голове носятся, как бешеные, мысли. И, честно говоря, ни одной хорошей среди них нет.
Когда дверь кабинета закрывается, и за ней раздаются приглушённые мужские голоса, а растираю лицо ладонями. Пытаюсь вернуть коже чувствительность, а в голове тонко звенят колокольчики. Того и гляди без чувств рухну.
Нет, надо держаться. Ради Клима, ради себя самой я должна держаться.
И ради нашей дочери тоже, потому что не имею права оставлять её могилку без присмотра – у неё никого, кроме меня нет.
Арс
