Стойкость (ЛП) - Френч Джиллиан

Печатаю: Ты уехала из-за него?

Курсор мигает. Я отправляю письмо.

Ужин просто невыносимый. Все молчат, Либби и Нелл даже не приходят. Я всё прекрасно поняла. Больше Нелл нельзя со мной дружить.

Я замахиваюсь ножом на свою еду. Кран подтекает. Ещё одна работенка для Ханта, но поблизости нет ворчливой Либби. Он покрасил дом почти полностью, остался небольшой кусочек под крышей. Я скучаю по Ханту. Я хочу расспросить Мэгс про рестораны: где принимают на работу, где дают лучшие чаевые — но даже не начинаю, потому что выражение её лица идеально подходит для скульптуры на горе Рашмор.

У мамы болит голова, да и цвет лица у неё неважный. Она чуть-чуть поела, выпила кофе и аспирин и выкурила сигарету. Когда я встаю и наполняю раковину водой, чтобы помыть посуду, она говорит:

— Дарси... — Я резко оборачиваюсь. Она окидывает меня быстрым взглядом, который задерживается на гипсе, и сразу же убегает в сторону. Пепел с сигареты летит в пепельницу. — Оставь.

Я застываю на месте, рывком закрываю кран и поднимаюсь на второй этаж, не обращая внимания на фотографию папы и маленькой блондинки в его руках, которую я с трудом вспоминаю.

Они убираются на кухне и притворяются, что я канула в небытие. Я забираю ноутбук Мэгс в свою комнату, по большей части для того, чтобы позлить её. Хочешь его обратно — приди и забери.

Но нет... Спустя два дня ноутбук всё ещё в моей комнате. В половину восьмого я дремлю, свернувшись калачиком на кровати, потому что больше мне нечем заняться.

Меня вытягивает из сна звук оповещения на ноутбуке.

Чёрт возьми.

От письма так и веет смелостью. От Рианоны Фосс, без темы. Кажется, что меня ударили под дых: дыхание сперло, глаза навыкате — и я не могу отвести взгляд от экрана. Мне страшно от того, что она могла написать спустя столько времени, после всего случившегося. Мне страшно от того, что же будет дальше.

Щёлкаю два раза по письму. Никаких слов. Только ссылка.

Передо мной открывается страница на сайте, посвящённому поэзии. Свободный стих «Назначения печали» написан Мэри Оливер.

Я прижимаю пальцы к губам, ведь её слова полностью завладели мной. В них я узнаю себя. Я вспоминаю ночь, когда парни ожидали нас в машине. Я вспоминаю Нелл, Мэгс и прошедшее лето. И под пеленой воспоминаний, как подземное течение, бежит Брэд Эллис.

Я вспоминаю Рианону, стоящую ночью на холоде — руки сжаты в карманах, отстранённый взгляд в мою сторону. Я передумала. Или в этом ей помогли чувства к кому-то другому. Я слышу, как она спрашивает: «Разве она не в классе для недоразвитых?» — и потом только проводит время со мной у себя дома, подальше от Нелл.

Это было в девятом классе. Неужели так давно? Неужели он охмурял её дольше Нелл, создавая свою паутину? В девятом классе Рианона не была в театральном кружке, но ему было бы плевать на это: говорил бы с ней в коридорах, задел бы её душу, очаровал и привлёк бы к помощи в постановке пьесы. А потом сказал бы: «Не хочу сделать больно Элис, но и тебя из головы не могу выбросить». Может быть, всё это время и Нелл, и Рианона пытались своим молчанием или взглядами рассказать мне об этом? Рианона отдаёт мне ключи от машины, в свете от костра под глазами появились тёмные синяки. Всё прекрасно понимает. «Просто забери». И после того, как я отвезла Нелл домой, вернулась на «Фите» в поле, оставила ключи в машине и пошла на поиске Кэт, которая протрезвела, чтобы отвезти меня домой. Я так и не поблагодарила Рианону. Так и не встретилась с ней.

Я выдыхаю, откладываю ноутбук и встаю с кровати. Прежде чем я осознаю, я выхожу в коридор. Ноги сами несут меня в место, где я постоянно прячусь от боли.

Мэгс читает на кровати, её очки лежат на прикроватной тумбочке. Я стою в дверном проёме, пока она не замечает меня — Мэгс поднимает бровь и снова утыкается в книгу.

Я прикусываю губу.

— Мэгс. — Голос дрожит, я ступаю в комнату. Она не поднимает взгляд. — Это о Нелл.

Моё лицо освещает свет лампы, и Мэгс, наконец-то, вслушивается в мои слова. Выражение её глаз теряет суровость. Она откладывает книгу.

— Ну так говори.

Ничего хорошего. Моя длинная путаная речь втягивает Мэгс во всю кашу, в которой мы с Нелл варились последний год.

Её глаза расширяются, а уголки губ угрюмо опускаются вниз. Она трясёт головой, как будто освобождаясь от лишней информации. В какой-то момент она бьёт кулаком по стене, и по всему второму этажу разносится слабое колебание. Я стою в ожидании — плечи сгорблены — когда она побьёт меня, выплеснет на меня всю свою злость. Я даже надеюсь, что она так поступит, потому что мы уже проходили через драки. Но Мэгс тупо смотрит на свои руки. Если бы она исправила ситуацию кулаками, то сразу же пустила бы их в бой. С Нелл не должно было это произойти.

— Почему ты мне не рассказала? — шепчет она.

— Потому что ты заставила бы нас что-то сделать.

— Ты чертовски права.

— Сказать школьной администрации или копам. А потом все бы уничтожили Нелл. Ты это прекрасно понимаешь. Она не была ребёнком, а семнадцатилетней девушкой. Все бы болтали о том, что она переспала с учителем, и поэтому его уволили. Вот и очередная шлюха.

— Так что ты так и собиралась молчать. Всё взяла на себя. А мы все думали... — она замолкает. Рука Мэгс так крепко обхватывает меня, что у меня стреляет плечо. Как же хорошо.

Наконец, она говорит:

— Пойдём, — и подталкивает меня с кровати в коридор.

В тёмной спальне мама смотрит маленький телевизор — одна подушка под головой, другая — под мышкой. Она садится и наблюдает за тем, как мы заходим в комнату. Мэгс ведёт меня к ней, держа за плечи.

Мама, залитая голубым светом экрана, приглашает нас на кровать. Затем тянется к выключателю и включает свет.

Глава 28

В субботу после полудня на нашей подъездной дорожке появляется Эджкомб, но не заходит в дом. Здоровяк шагает через двор к трейлеру, перехватив ладонью свой ремень. Мы с Мэгс играем в карты на веранде. Я предпочитаю другую игру, но в неё играть можно только одной.

Я наклоняюсь через перила, он подходит к трейлеру и стучится. Вскоре дверь слегка открывается, и он заходит. Видимо, его ждали.

— Мы играем или как? — Мэгс не поднимает взгляда от карт и протягивает мне банку газировки.

Что-то он задержался. Мы играем ещё пару партий, притворяясь, что радуемся выигранным четвертакам и десятицентовикам.

В пятницу они могли бы сходить с нами в участок. Мама считает, что лучше бы мы все вместе пошли. Но нельзя заставить Либби делать что-либо против её воли. Даже сейчас она не хочет с нами водиться.

В итоге, до нас доносится скрипучий звук отворяющейся двери. Мэгс подходит со мной к перилам. Мы надеемся увидеть Нелл.

Эджкомб выходит на солнечный свет. В воздухе проносится лёгкий запах орехового кофе Либби, и я представляю, как она спрашивает: «Сливки, сахар?» — ставит рядом с ним вафельное печенье, а Нелл сидит за столом с вывернутой наизнанку душой. Мне было тяжело рассказывать её историю, хотя на деле я не имела к ней никакого отношения.

Даже мой путь от входных дверей полицейского участка до рабочего стола Эджкомба казался целым путешествием. Он корпел над какими-то бумагами с дымящейся кружкой с гербом колледжа «Колби» — наверное, принес её из дома. Он не был самодовольным, каким я ожидала его увидеть, и даже не пытался отчитать меня. По глазам было понятно, что его голова забита чем-то важным. Будто я, наконец, что-то ему доказала. Не знаю, может, я неправа. Он отвёл меня, маму и Мэгс в отдельный кабинет. Когда мы уселись на складные стулья, он наклонился, хлопнул в ладоши и обратился ко мне: