Босиком по облакам (СИ) - Ардо Маргарита
Я почувствовала, как он мягко вошёл в меня. Лаская даже внутри, медленно иплавно, почти гипнотически. Яхта качалась вместе с нами, а я плыла... в ощущениях, в удовольствии, в нём, окутанная его теплом, запахом, нежностью. Егоруки на бёдрах, на груди, его губы к губам. Артём направлял меня и не останавливался, периодически ускоряясь, а затем вновь возвращаясь к спокойному ритму, лишая меня мыслей и нежно переворачивая, убаюкивая и снова возбуждая почти до предела. Всё слилось в единое целое — солнце, плеск моря, касания любимого внутри и снаружи. И волны. Единый ритм, единое дыхание. Артёмперевернул меня на живот и вдруг задвигался с нарастающей скоростью, доведя себя и меня до пика. Я закричала, он застонал. Изнеможение, горячее, солнечное, сладкое. Так не бывает!
Артём лёг рядом со мной, поцеловав, притянул к сильной груди и прошептал:
– Ты — моё море.
Я вздохнула, укладываясь на его плечо. Полежала, слушая, как он дышит. А потомсказала:
– Интересно, когда мы занимаемся сексом, нет никаких сомнений, и всё сразу правильно. И в первый раз, и сейчас. Почему?
– Потому что это действительно правильно. Разве теперь ты сомневаешься? – онвзглянул на меня с беспокойством.
– Нет. Но вдруг тебе позвонят, ты вернёшься в свой мир, а я в свой, и правильногобольше не будет... И ты перестанешь быть таким... Мне не нравится ковбой Мальборо, мне нравишься ты.
Он расслабился и тихонько засмеялся.
– Даже если позвонят, какая разница? Это ничего не изменит. Я буду с тобой такой, какой есть...
– Не обманываешь?
– Нет. – Он помолчал немного, повернулся на бок и, убрав прядь с моего лба, добавил: – Чтоб уж совсем не обманывать, я должен тебе кое в чём признаться...
Я затаила дыхание. В чём? Обычно так начинаются плохие новости, но обмана я больше ни от кого не потерплю, лучше знать сразу! Боже, как не хочется!
– На самом деле, не совсем правда, что «я не бросаюсь такими словами»... Ты первая, кому я вообще это сказал. Про любовь.
Я опешила.
– Погоди, но ведь тебе, кажется, тридцать шесть...
Он пожал плечами.
– Ну да. Ведь я действительно «не бросаюсь такими словами».
Я еле сдержалась, чтобы не присвистнуть от удивления. Золушки, Спящие красавицы и принцессы всех сказок, вам теперь до меня не угнаться! Как же этобыло приятно! Увы, Артём явно ждал моих слов в обмен, и я начала, нехотя:
– А я... – Замялась. Ужасно не хотелось говорить, что да, я любила, и ошибалась. И каждый раз, когда произносила «Я люблю тебя», фраза становилась роковой, и всё заканчивалось плохо. Наверное, поэтому мне было не по себе и сегодня. Хоть мудрый Мастер и призывает общаться с реальным человеком, а не с призракамипрошлого, куда деть всех этих призраков? Их много, и они по-прежнему ранят. – Я...
– Не говори, – остановил меня Артём. – Я вижу, тебе не хочется. В целом, это и не важно. Важно, что ты со мной. Сейчас. Этого достаточно.
И зазвонил телефон.
* * *
Артём
Я ещё никогда себя так не чувствовал – полно. Я был сейчас весь тут, с ней, с моей Гаечкой, самой воздушной, светлой, как облако. Смешной. Опьяняющей. Гаечкасказала, что любит, и я поверил. И вдруг стал реальным. Я. Не кто-то другой. Не иностранец, которому рады; не чужой, делающий вид, что свой в доску; не ученик, не любовник, не босс, не Артём и не Андрей. Не роль... Просто Я. Так свежо!
Боль ушла, а с ней отпустило то, что спутывало меня всегда — вязкое, безымянное, неудобное. Вроде бы ничего не случилось – ни солнечного затмения, ни магии, ни кирпича на голову, но панцирь, с которым я жил всегда, исчез в тысяче солнечных бликов на волнах. Стоило мне принять боль, углубиться в неё и пойтинавстречу... Я был уверен на сто, даже двести процентов, что Гаечка не ответит мне взаимностью. Я сказал себе: «Никто не обязан тебя любить. Любишь сам? Люби. Будь честным».
Но меня подвела интуиция. И вдруг стало хорошо. Как никогда не было. Вообще никогда.
Зазвонил телефон, но я не взял. Даже не глянул, кто. Мир подождёт, я в отпуске. Я вообще отключил трубку и спрятал под подушку. Будем здесь, пока не надоест. Очень кстати Мастер объявил завтра выходной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Видишь? – показал я на подушечный курган над телефоном Гаечке. – А ты боялась! Нет ковбоям! Хочешь, шляпу съем?
– У тебя нет шляпы, – ответила моя девочка и развеселилась, словно её тоже что-то отпустило.
Расслабившись, она заснула, наконец. Я усмехнулся про себя: нашёл-таки способ её уложить. В шортах снова затвердело, заныло требовательно. Но ничего, не мальчик, потерплю. Зато она выспится как следует.
С вечерним сумраком пришла прохлада. Я осторожно отнёс Гаечку в каюту и укрыл. Она только поворочалась немного, пробормотала что-то сквозь сон и высунуланогу из-под пледа. Я не удержался, поцеловал пятку, а потом поднялся наверх ивсё-таки раскопал телефон из могильника. Отэсэмэсил ребятам задания, они не маленькие, если есть сложности, сами разберутся; предупредил Вована, что нас не будет, перевёл ещё денег за аренду яхты и снова вырубил на режим полёта. У нас свой ретрит...
Звёзды в чёрном небе сверкали, как бриллианты на Роллексе – слишком, донеприличия яркие. Но это было хорошо – значит, шторма можно не ждать. Побудемс моей девочкой Робинзоном Крузо и Пятницей под красными парусами. Велик был соблазн увезти её на необитаемый остров, чтобы ни души рядом, чтобы только моя и только со мной. Но мы так не договаривались, а вот побродяжничать немноговдоль берега – пожалуйста. Куда захочет, туда и повезу. Включив сигнальный маячок в рубке, чтобы ненароком на нас не наехал заезжий лайнер или катер пограничников, я пошёл к Гаечке. Сел рядом помедитировать, как обычно, перед сном. Но вдохнул спящее чудо, пахнущее цветами и абрикосами, и через минуту тоже провалился в сладкий, почти детский сон.
Утром мы проснулись вместе. Одновременно моргнув, посмотрели друг на друга иулыбнулись. Серо-голубые глаза Гаечки засияли, и я подумал: наверное, в этом иесть счастье – просыпаться с тем, от кого хорошо. Я притянул её к себе, и мы занялись любовью. Не сексом. Хоть по десятибалльной шкале он был на все одиннадцать. «У нас всё правильно» – сказала вчера Гаечка. Так оно и было: химия, магия, совпадение или когеренция – как ни назови, но мы были с ней, как желток и белок в одном яйце, как палец и напёрсток, как шарик для гольфа и лунка– идеальное сочетание. И не только в сексе.
* * *
Меня всегда добивала фраза «Счастливая женщина ведёт себя, как ребёнок». Считал это идиотизмом, оправданием инфантильности и избыточного кокетства. Новидимо раньше я не встречал счастливых женщин. Хотя нет, я просто не был знаком с Гаечкой! У неё ужасно заразительный смех и прекрасное чувство юмора, амимика! Смехотура моя, она даже хромала залихватски. С ней было легко! Мы дурачились вместе, как школьники. Плавали голышом, благо, её нога в воде совсемне болела. Целовались. Ели руками, зверски проголодавшись. Выстроили наподносе башню из фруктов, украсив зонтиками для коктейлей, а потом разрушили, поедая строительный материал. Смеялись и снова целовались. Говорили офильмах, книгах и всяких мелочах, из которых собственно и состоит жизнь. Обнаружилось, что один из Новых годов в детстве - причём один и тот же, мы провели одинаково - наелись до отвала и смотрели до утра "Назад в будущее" все серии. Мы оба терпеть не могли "Ежика в Тумане" и "Властелина Колец" и обожали"Карлсона". Она не выносила политику, я был с ней осторожен. Она тоже любилацентр Москвы и Старый Арбат. И помидоры. И осень!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мы сплавнули к безымянному острову и покормили альбатросов, спасли медуз, таявших на камнях, и вернулись к яхте. Гаечка рассказывала о детях, которых учитрисованию. И как художник замечала всё: красивые очертания берега, причудливую форму облака, ритм накатывающих волн. И мир разворачивался передо мной, как карты Таро, – неочевидное становилось видимым, а видимое — загадочным. Гаечка отказалась плыть в Коктебель или в Патернит, но пиццу и креветки мы умудрились заказать и получить на пирсе в Ялте. К вечеру я уже точно знал – этомоя женщина, и одного дня счастья мне мало. Я хочу её везде с собой. Всегда. Мысль об этом витала надо мной, когда мы лежали рядышком на палубе иразглядывали вечереющее небо, по которому быстро плыли облака.