Ирина Степановская - Тем, кто не любит
Что за судьба? Завоевывать мужчину не любовью и преданностью, а умением, хитростью, терпением и расчетом. Неужели в мире есть женщины, которым любимые достаются просто так, без усилий? Должно быть, это и есть счастье. Вот, например, ее мама с отцом. Но для нее это счастье, видимо, недостижимо.
Алексей куда-то отправился из фойе, очевидно, в туалет. Она поднесла к губам бокал с легким вином, отпила глоток. Хорошее вино. Надо же, ее отец на их старой приволжской дачке тоже умудрялся выращивать виноград и сам делал вино.
Наташе вспомнился выжженный августом двор ее родного дома в тот год, когда она вышла замуж за Серова. Никогда в жизни она не видела столько арбузов! Они огромными кучами были свалены прямо на тротуарах и продавались чуть не задаром, такой был на них урожай. Иногда хулиганистые мальчишки подбегали к кучам, хватали лежащий с краю арбуз и с визгом и хохотом убегали. Их и не думали догонять. Продавцы только грозили издали им кулаками да лениво ругались. А мальчишки разбивали арбузы прямо об землю и впивались зубами в оголенную сладкую мякоть, и по их измазанным, возбужденным, пыльным мордашкам стекал ароматный и липкий сок. В тот год ей ужасно не везло в жизни. Лаос вспоминался теперь как сказочная страна. Честолюбивые планы остались пока только в мыслях.
Ее высокий покровитель уехал на четыре года в Женеву, и для нее это было так же далеко, как на Марс. Без него ее переезд в Москву был практически неосуществим. Застряла и докторская. У института не было ни желания, ни денег финансировать дорогой проект, а заниматься мелочью Наташа не видела смысла. Ее зажимали. Начальник, завкафедрой, с трудом, еле сдерживаясь, терпел у себя конкурентку. От предчувствия невозможности реализовать задуманное Наташа очень нервничала и была полубольна. Нерадостный это был год в ее жизни.
Родителям теперь было не до нее. То есть все, что отец с мамой делали, было как раз для нее – заботы о внучке, работа на даче, хлопоты по хозяйству. Но им уже было не до Наташиных переживаний по поводу плохо продвигающейся работы, неудачного замужества.
– Не дрейфь, дочка, как-нибудь образуется! – говорил Наташе отец, но утешения звучали поверхностно. Да это было и понятно – главное место в жизни ее родителей теперь занимала Катя. И если бы не приняли они на себя заботы о внучке не только без упрека, а с удовольствием, Наташе было бы очень стыдно, что она их так загрузила. Она, конечно, гораздо больше времени проводила бы тогда с Катей, но, естественно, работать на полную катушку в таком случае не смогла. И ничего бы не добилась. Поэтому родителям Наташа была очень благодарна. И в Лаос, между прочим, они ее тоже отпустили без звука. «Конечно, поезжай, доченька, – сказала тогда мама. – За Катюшку не беспокойся, поднимем, научим читать, подготовим в школу».
И выполнили свое обещание в тоже довольно непростые, особенно для периферийных городов, времена. Когда Наташа через год пребывания в Лаосе получила письмо с фотографиями, она расплакалась. С глянцевых листов на нее смотрела обаятельная, совсем взрослая девочка с ее глазами и бабушкиными ямочками на щеках. Первоклассница. Ее дочь.
«Боже мой, – думала тогда Наташа, вытирая слезы. – Пока я буду здесь, дочь вырастет без меня!» Но единственным утешением для Наташи стало то, что она сознавала: отец и мама были всегда, сколько она помнила, вдвоем, вместе выполняли любую работу и отдыхали тоже вместе. «То есть, – как говорила Наташа, – они жили жизнью лебединой пары, никогда не ревнуя друг друга, никогда не ругаясь».
Но сразу после этих прекрасных, добрых мыслей в голову лезла другая – злая, навязчивая мысль. И как ее ни гнала Наташа, она возвращалась к ней снова и снова. Они всегда вместе, но я-то одна! Почему, ну почему очень часто в семьях, где есть замечательные отцы, дочери не могут создать свою полноценную семью? Не потому ли, что всех мужчин, попадающихся им на жизненной дороге, они непременно сравнивают с отцом?
Однажды Наташа подумала: а хотела бы она жить с отцом на даче вместо мамы? Заниматься простыми делами, выращивать кабачки и астры, ездить на завод на работу и с нетерпением ждать конца недели, чтобы снова очутиться в зеленом раю?
Она даже засмеялась. Конечно же, нет! Она так не сможет – немыслимо найти мужчину, чтобы сидел с ней вместе не на даче, а в крысятнике.
И она стала медленно чахнуть, находясь в плену обстоятельств, высасывающих ее силы и волю, будто паук высасывает муху. В таком состоянии, совершенно неожиданно и нашел ее Алексей Фомин. Его звонок раздался почти день в день через год после ее возвращения из Лаоса.
– Я зайду, – сказал он, не спрашивая, хочет ли она его видеть.
Она сказала: «Заходи», но в первый раз почувствовала неловкость. Из-за его прихода она попросила отца и мать взять внучку и переночевать на даче.
– А кто придет-то? – спросили они, не привыкшие к таким просьбам дочери.
– Алеша Фомин, – сказала она таким голосом, будто время действия опять вернулось на несколько лет назад. Отец и мама переглянулись со значением и согласились. Мама даже успела испечь творожное печенье к чаю. Наташа видела, что мама неожиданно разволновалась. Ее волнение передалось почему-то и ей.
Благодушный и пахнущий дорогим одеколоном Фомин опять довольно поздно появился в дверях ее квартиры с бутылкой шампанского и букетом цветов. Пройдя в комнату, он сел все в то же кресло, стоявшее на прежнем месте, осмотрелся. И через некоторое время после того, как он переступил порог, Наташа в его обращении к ней заметила неприятно поразившие ее покровительственные нотки. Он рассказывал ей о своих успехах в бизнесе, был вальяжен, шампанское подливал, небрежно откидывая руку. Развернул из шуршащей бумаги подарок – духи. Название звучало для нее фантастически. В те годы заведующие секциями в престижных магазинах душились «Клима», продавщицы за овощными прилавками благоухали «Сигнатюром», а советской интеллигенции доставались холодные ароматы Прибалтики, не лишенные, впрочем, определенного шарма. Наташа, во всяком случае, имела на своем скромном туалетном столике желтый флакончик «Дзинтарс».
С того прохладного утра, когда он молча вышел из ее квартиры последний раз, минуло аж шесть лет. И вот он снова, как ни в чем не бывало, спокойно сидит в ее уже состарившемся кресле в углу и рассказывает о своей жене, о ребенке, о Питере, и она, как всегда, с улыбкой слушает его, и кивает, и вставляет остроумные замечания, и пытается скрыть грусть в глазах.
Что она и что он? Ей уже порядочно лет, а она все еще живет с родителями в своей маленькой комнатушке и фактически вместе с маленькой дочкой сидит на шее у отца. Дочка в этом году пошла в школу. Не сбылись планы переехать в Москву. Мать постарела и с трудом дорабатывает до пенсии. А она сама разрывается между научной лабораторией, рынком, лекционным залом, школьными уроками и очередями в магазинах за самым необходимым. И постоянно страдает от нехватки средств и невозможности пробиться. А он, будто делая ей одолжение, приехал повидаться с никчемной, несостоявшейся провинциалкой. Ей стало противно и стыдно за ее мечты о том, как он будет большим ученым, конструктором, руководителем крупного конструкторского бюро, о том, что она тоже совершит мировое открытие…
