Элизабет Адлер - Персик
— Я должен извиниться за поцелуй.
Леонора почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.
— Это вполне понятно, Ферди.
— Леонора, сегодня был первый день, когда я хоть с кем-то заговорил. Теперь я чувствую, что смогу жить дальше. Я должен был знать все точно, ты понимаешь?
Леонора кивнула, избегая его взгляда.
— Могу я еще раз встретиться с тобой? Обещаю, что не буду все время говорить только о себе.
У него была совсем мальчишеская, немного печальная улыбка, и Леонора, все еще чувствовавшая вкус его губ, тихо сказала.
Безупречный джентльмен, он склонился над ее рукой.
— Я позвоню тебе завтра, — сказал он, уходя через двор.
С улыбкой на губах Леонора стояла, прислонившись к запертой двери. Когда Ферди попросил ее о встрече, его лицо озарилось радостью и надеждой. В самом деле, пусть лучше думает, что Лоис умерла. Бедная, искалеченная Лоис… Ее сознание заперто в каком-то ином мире. В ее жизни больше не будет серебряных трофеев, которые она получала девочкой за плавание и бег, не будет танцев и песен, не будет тех стремительных поездок на темно-голубом «курмоне», когда она устремлялась вперед, решительно сжимая руль. Теперь у нее был другой мир.
Три недели спустя Леонора сидела рядом с Ферди в кинотеатре на Елисейских полях. В мерцающем свете экрана она едва различила руки Ферди, крепко сжимавшие ее руки. Интересно, знал ли он, как крепко ее держит, словно стоит на краю скалы и вот-вот сорвется, а ее руки — единственная ниточка, которая связывает его с жизнью, как будто только она может уберечь его от падения. Конечно, она собиралась вернуться домой, в отель, но вместо этого оставалась в Париже, целыми днями слоняясь по комнатам, никуда не выходя из дому, боясь пропустить его звонок. Леонора никогда не приглашала Ферди домой, всегда договариваясь о встрече в семь часов в кафе «Де Маго», где официанты уже знали их как постоянных посетителей, улыбаясь, кивали им, и, не дожидаясь заказа, приносили их любимое вино.
Это все совершенно невинно, говорила себе Леонора. Она и Ферди — просто друзья. Единственное, почему он поцеловал ее, — хотел верить, что Лоис жива, и в таком состоянии, когда увидел ее в сумерках с распущенными волосами, принял за сестру.
Леонору не мучило чувство вины, когда она слушала Ферди, говорящего о Лоис как о умершей. Каждый вечер они встречались и говорили о Лоис, и это было все более и более привычно. Она почти свыклась с мыслью и поверила, что Лоис теперь нет в живых.
— Ферди, — начала Леонора, когда они гуляли по саду Тюильри спустя неделю, — мне пора возвращаться в отель, ты знаешь, что я работаю.
— Но я не хочу, чтобы ты уезжала, — продолговатое, красиво вылепленное лицо Ферди неожиданно сделалось несчастным. — Ты даже представить себе не можешь, как для меня важно говорить с тобой, Леонора. Ты заставила меня поверить, что жизнь продолжается, это все благодаря тебе. — Ферди крепче сжал руки Леоноры. — Не покидай меня, Леонора, — умолял он, — по крайней мере сейчас.
Ветер ласково перебирал волосы Леоноры, прядка попала на глаза, и Ферди нежно убрал ее, провел рукой по щеке, красиво очерченной линии бровей, мягким губам. Их взгляды встретились, и одно мгновение они смотрели, читая мысли друг друга.
— Леонора, — мягко сказал он, потом поцеловал. Потерявшись в его объятиях, укрывшись от внешнего мира, Леонора знала — это то, чего она хотела.
Она думала, что у него что-то вроде холостяцкого жилища или убежища в каком-нибудь живописном месте улицы Лефт-Банк, но семья Меркер всегда имела апартаменты в отеле «Ритц», а после войны он стал его вторым домом. Леонора нервно расхаживала по комнате, осматривая его жилище, трогая букет, чтобы убедиться, что он действительно из воска. Она была поражена безупречной чистотой и скромностью его жилья. Не было ни халата, небрежно оставленного на стуле, ни тапочек, торчащих из-под кровати, ни газеты, небрежно брошенной в сторону. Никаких фотографий, блокнотов для записей. Постель Ферди аккуратно убрана горничной, на столике рядом с кроватью — графин с водой и стакан.
Ферди помог ей раздеться, а потом, раздевшись сам, обнял ее, и они стояли, прижавшись друг к другу горячими телами. Леоноре подумалось, что такой и должна быть эта ночь — неизвестный отель и мужчина, который занимается любовью с тобой, представляя себе другую женщину. Ферди целовал ее грудь, а руки все крепче сжимали ее. Взяв Леонору на руки, он отнес ее на широкую кровать. Она ощутила прохладу льняных простыней, а потом его жар наполнил ее, и она умирала вновь и вновь от бесконечного блаженства, а страсть стонами вырывалась из груди — перед любовью все равны, дамы и проститутки. Потом какое-то время он молча лежал рядом. Взяв сигареты со столика, стоящего у кровати, прикурил и протянул ей.
— Но я не курю, — сказала Леонора упавшим голосом. — Это Лоис курила.
Она уехала на следующий день, оставив ему у дворецкого Оливера записку, где сообщала, что ее срочно вызвали в отель и какое-то время она пробудет там и слишком занята, чтобы увидеться с ним.
27
Увлечение Ноэля боксом очень удивило мистера Хилла. Однажды субботним вечером он проводил тренировку с ребятами, и когда пришла очередь Ноэля, он не только вынес бой без жалоб, но и дал сдачи! Конечно, парень был тщедушен, еле двигался, но вел себя на ринге отважно, молча принимая удары. На следующей неделе он пришел опять. На этот раз Хилл не разрешил ему выйти на ринг — решил, что мальчика снова побьют. Вместо этого он отвел его в сторону и спросил, что за цель тот преследует? Хочет себя наказать за что-то? Он что, мазохист? В чем тут дело? Мальчик посмотрел на него непроницаемым взглядом светлых глаз и сказал:
— Я хочу учиться.
Это было действительно так. Хилл установил ему режим тренировок, веса, бега, прыжков, бокса. Скоро это должно дать результаты. Вот только стоило ли Ноэлю браться за это? Но мальчик действительно хотел. Он серьезно занимался, упражнялся с гарями каждый день, вставал пораньше, чтобы пробежать до завтрака четыре мили, даже в самые сильные зимние холода, пока не начались снегопады и его пробеги прекратились на несколько месяцев, тогда он стал тренироваться я спортзале — бег на месте, подъем тяжестей. Он так окреп, что сейчас, когда ему исполнилось четырнадцать, мог справиться с самым сильным противником. Когда Хилл вручал Ноэлю дешевенький посеребренный кубок, он искренне, с большой теплотой смотрел на мальчика.
— Победителю турнира по боксу Мэддокского приюта — настоящему чемпиону, — сказал он, улыбаясь.
Мальчики Мэддокского приюта восхищенно аплодировали, когда Ноэль пожимал руку мистеру Хиллу.
