Вера Кауи - Демоны прошлого

— Зачем он явился?

— Просто почувствовал, что может это наконец сделать.

— У него все еще зудит — через столько-то лет?

— Не хами, Джеймс, — резко оборвала его Сара.

— Но это же смешно! Столько лет прошло! И что же мне теперь прикажешь делать?

— Никто ничего тебя не просит делать.

— К чему тогда вообще все эти разговоры?

— Эти разговоры давно у нас велись.

— Да, шесть тысяч миль и двадцать лет долой, и теперь, очевидно…

— Что очевидно?

— Завел тебя, — грубо бросил Джеймс. — Разве не так? С первого взгляда видно.

Мать неожиданно улыбнулась в ответ, и эта улыбка его окончательно вывела из себя.

— Ты прав.

В нем закипала злоба. Больше всего злило ее самообладание, даже какое-то высокомерие. В ней чувствовалась такая уверенность в себе, какой раньше он никогда не замечал. Еще одно доказательство влияния на нее этого человека.

— Я отвечу на вопрос, который ты не решаешься задать, — спокойно сказала мать. — Да, я все еще люблю его. И всегда любила. И всегда буду любить.

Он потерянно глядел на нее.

— И чем же он тебя взял? — с отвращением спросил он. — Я просто не узнаю тебя.

— Уймись, — мягко сказала мать.

— А что прикажешь делать нам — твоему мужу и твоему сыну? Удалиться, чтобы не портить картину?

— Оставаться на месте.

— Ну спасибо, успокоила.

— Я не собираюсь бросать ни мужа, ни сына. Эд вовсе не за этим явился.

— Откуда ты знаешь? Может, до него дошли слухи, что па дышит на ладан.

Взгляд матери стал ледяным.

— Довольно, Джеймс. Ты забываешься.

— Я забываюсь? Это ты забыла обо всем на свете и еще смеешь меня осаживать!

— Замолчи!

Ее голос прозвучал как удар хлыста. Джеймс отпрянул. Сара изо всех сил сдерживалась, чтобы не вскипеть.

— Я тебя шокировала, да? Оказалась не только твоей матерью, но еще и женщиной. Ты уже достаточно взрослый и достаточно понятлив, чтобы иметь представление о том, каким кошмаром был всегда мой брак. Мы с твоим отцом никогда не спали в одной постели, и не только потому, что ему нужна специальная ортопедическая кровать. Ты не видел во мне женщину, потому что последние двадцать лет я ею и не была. Я была нянькой, Джеймс, компаньонкой, горничной, другом. Но женой в буквальном смысле слова я не была.

— Но вы казались такой хорошей парой…

— Потому что я прикладывала к этому много усилий, и мы действительно всегда были добрыми приятелями. Мы с Джайлзом верили друг другу и в определенном смысле друг друга любили — как два человека, которым приходится делить кров. Я рассталась с единственным в мире человеком, с которым мне хотелось быть вместе, ради Джайлза, потому что видела в этом свой долг. Я каждую минуту была у него под рукой, днем и ночью, дома или в больнице.

Сара говорила сдержанным тоном, но за ним чувствовалось волнение.

— Я могла бы давным-давно бросить его и взять тебя с собой, но не делала этого, потому что он во мне нуждался. А кого интересовало то, в чем нуждалась я сама, Джеймс? Тебе никогда не приходило в голову, что я тоже могу чего-то хотеть? В этом доме все держалось на мне; я должна была обо всем думать, обо всех заботиться. Отдавать всю себя, всегда только отдавать. Я должна была довольствоваться тем, что всем нужна. А мне будто ничего не было нужно. Ты никогда не задумывался над тем, что я чего-то лишена? Нет?

Он неохотно качнул головой.

— Нет, конечно, ты об этом не задумывался.

— Но па тебя любит, и ты нужна ему! — выкрикнул Джеймс.

— Это мне очень хорошо известно. Я предпочла ему Эда, потому что мало его любила. А Эда я любила очень. Любовь не выбирает — кого любить, кого не любить. Любят не из уважения и не по необходимости, у любви собственные законы и правила, и ты должен играть по этим правилам, а не по своим собственным. Ты вряд ли понимаешь меня, потому что еще не знаешь жизни, и объяснять что-либо бессмысленно. Эд стал для меня открытием. Фантазия сделалась реальностью. Это редкостная вещь. Для большинства людей их реальность — всего лишь плод воображения.

— Ой, только не надо мне пересказывать легенду о Тристане и Изольде! — презрительно отозвался Джеймс.

— Не говори о том, чего не понимаешь! Прибереги свои скороспелые сентенции до тех пор, пока у тебя молоко на губах обсохнет! Я сказала тебе всю правду об Эде. И сказала ему всю правду о тебе.

— Ты известная правдолюбка, — язвительно заметил Джеймс.

— Ты предпочитаешь, чтобы я была лгуньей? Чтобы обманывала тебя? Притворялась? Я считала тебя взрослым. Так веди же себя как взрослый человек.

— Что это означает в предлагаемых обстоятельствах?

— Каких обстоятельствах?

— В которых выясняется, что твоя мать…

Он запнулся и умолк, поняв, что зашел слишком далеко.

— Твоя мать — что? Разве ты впервые услышал эту историю? Откуда вдруг столько желчи?

— То была просто легенда! А это — реальность!

— Ты что же, думаешь, что я собираюсь упаковать тебя в коробку и отправить почтой Эду? Напрасно, Джеймс. Единственное, о чем я прошу, — прими Эда таким, каков он есть, и в качестве того, кто он есть. В качестве твоего отца. Не надо воспринимать его как моего бывшего любовника. Это было, но было давно. Но он был твоим отцом, он и сейчас твой отец и всегда им останется. Это факт, Джеймс, и с этим нужно считаться. Конечно, я не отрицаю, что он был моим любовником. И никто никогда не любил меня так, как Эд.

Джеймса пронзила острая, едкая ревность. Он привык быть для матери центром вселенной, и мысль о том, что она не может забыть его отца, никогда не тревожила Джеймса. Узнать об этом теперь было больно. Джеймс знал, что похож на отца. Ему об этом часто твердили, да и фотографии он видел. Но лицо на фотоснимке, сделанном двадцать лет назад, принадлежало призраку, а не конкретному мужчине, при встрече с которым его мать зажглась, как рождественская елка.

Его охватило любопытство. Ему страшно захотелось увидеть это лицо, понять, в чем тайна его магнетизма. Почему этому человеку удается так долго удерживать в плену его мать.

— Ты хочешь, чтобы мы встретились, так ведь? — выпалил он.

— Да, мне бы очень этого хотелось.

— Ладно.

Он принял решение.

— Я отвезу ему альбом. Годится?

В глазах матери загорелся огонек надежды.

— Ты серьезно?

— Мне любопытно. Хочу взглянуть, что же он собой представляет. Если он произвел такой долгоиграющий эффект, значит, он нечто выдающееся. Это его домашний адрес? — Голос Джеймса звучал спокойно и беспечно, но от матери не укрылась скрытая в нем напряженность.

— Да. Не знаю, правда, где это, я там не была. Но у меня есть номер телефона. Лучше сперва позвонить.