Немного о потерянном времени - Дора Шабанн
Одним своим присутствием.
Но он же еще и не молчит:
— Чего ты в нее вцепился? Она же, ну, обычная. Немолодая, не сильно красивая, с двумя совершенно чужими тебе детьми. Вот, гляди: что Анна, что Дина — молодые, здоровые умницы — красавицы.
Охренеть, это еще из какой такой оперы ария? Это что за выступление адвоката защиты?
Но что я могу сказать по сути вопроса?
Только:
— Но совершенные дуры! Обе.
Бл* эта похабная улыбочка мне слишком хорошо знакома уж сколько лет? Как в низкопробном кабаке снова очутился, когда приятель себе девочку на ночь присматривает. Сука, что за день такой дерьмовый-то?
Степа тем временем открывает Америку, но любопытство его мне как серпом по самому дорогому:
— Бабе мозг не нужен. Чего тебя на этой-то переклинило? Не поверю, что вокруг тебя нет посочнее, помоложе да покраше.
— Степ, ты сейчас получишь в морду, похеришь всю былую дружбу, и мирно разойтись у нас не выйдет.
Я пока его предупреждаю, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в глубине квартиры. Вроде есть еще возможность для маневра. Лишь бы он вовремя унялся.
— Ланс, ты подумай: ладно, оставишь Рите с детьми квартиру, так и быть. А остальное: дачу, машину, разработки и прочее — себе. Женишься спокойно на Дине. Девочка уже отчаялась привлечь внимание и тебя впечатлить, вот и сорвалась в решительные меры. Но ты-то быстро покажешь, кто в доме хозяин. Будет тебе тапочки голая в зубах приносить.
Ох*еть не встать. Это что за бл*?
Сжав кулаки и выдохнув через нос, с трудом скриплю:
— Не сдался мне такой цирк. Нах*.
Странные речи. Неужто, продался Степашка? Как? Когда? И вообще, мутно все это. Не за Анькины же прелести? Там и бесплатно все может перепасть, похоже.
Хотя то, как он касается Марго — это что угодно, но не презрение или равнодушие. Она его зацепила и этим сильно напугала, похоже.
Но я помню армейскую науку: держите друзей близко, а врагов еще ближе, поэтому думай, друг мой бывший, что я отупевший подкаблучник.
— Со своими провокациями, Степ, завязывай. Потравлю же.
Хмыкаем. Одновременно. Как раньше.
И замолкаем.
Вовремя.
В кухню, настороженно глядя на нас, входит Марго.
За ее спиной маячит Ник и выражение его лица не предвещает ничего хорошего. Степану. А если учесть торчащую за ухом любимую трубку-плевательницу младшего сына, за которую даже я у директора школы выслушивал претензии не один раз, то вполне вероятно, что Степашка может провести ночь в сортире. Да и поделом.
Ужин у нас вышел странным.
Марго и так-то была насторожена и относилась к Степе с подозрением, а сегодня и вовсе устроилась рядом со мной, максимально далеко от своего телохранителя.
Я, понятное дело, только рад.
Все жевали, улыбались, вежливо хвалили, ну, и обсуждали погоду-природу-планы.
— Мам, у меня там еще окружайка, — неожиданно серьезно заявил Ник.
Давно я не видел у дорогой супруги такого облегчения в глазах.
— Спасибо, было вкусно, но долг зовет, — выдала моя прелесть и технично свалила следом за младшим, который таки сделал свое черное дело.
И я его понимаю. Степашка во все глаза пялился на выходящую из-за стола Марго и за посудой своей совершенно не следил. Как тут удержаться?
Правильно! «Надо ж было наказать…»
Сам, короче, виноват.
С отбытием моих домашних атмосфера сгустилась.
Неприятно, но не удивительно.
Приглашение Степы выпить чего покрепче, продемонстрированное не вербально, я проигнорировал. Сварил нам кофе, как когда-то сказала Марго — горький, как вдовьи слезы.
Пусть валит уже в закат.
Но у нас же день сюрпризов, да?
— Я вообще давно хотел город сменить, так что все к лучшему. Удачно сложилось, я так думаю. Питер — поинтереснее Новосиба в плане работы. Задержусь, пожалуй.
Охренеть не встать.
На хера ты мне тут сдался, а?
— Вот это точно сам для себя решаешь, друг мой, — пробормотал, сцепив руки, чтобы не помять кое-кого, оборзевшего вконец.
— Да, не думал, что у нас с тобой отношения испортятся из-за бабы, — потягивая кофе, задумчиво протянул Степа.
— За языком следи, Степ. Бабы — они у тебя. У меня — любимая женщина и я таки найду и силы, и желание набить тебе лицо за весь тот бред и похабщину, что ты несешь.
Степашка морщится:
— Эх, Ланс, вот же тебя накрыло-то некстати.
— Некстати я про тебя вспомнил, это да. А остальное — не твоя забота. Все, обменялись любезностями, долги старые закрыли и свободны. Степ, я помню все, что мы с тобой прошли, поэтому — не доводи до греха. Уйди, пока цел.
Что я еще могу ему сказать? Все, доверие просрано, перспективы удручают. Так что на хрен такой источник беспокойства и раздражения рядом.
— Что совсем расслабился на гражданке? Азарт и адреналин только в воспоминаниях? Ссышь узнать правду про свою старушку, а, Ланс? — кривая усмешка могла бы обмануть, но не горящие болезненно глаза.
Степа на взводе, но все равно провоцирует.
Вот чего он добивается? Я же злопамятный. И дети мои такие.
Кстати, пора бы его уже спровадить, а то, как бы после экспериментов нашего младшего Степана Тимофеевича не прихватило прямо у нас. Его ведь потом еще лечить надо будет.
А в нашей семье традиционно всех спасает Марго.
Поэтому — на хрен Степана Тимофеевича, пора ему уже вон пойти.
— Степ, то, что тебе с женщинами не повезло, это не моя проблема. И уж точно это никак не касается моей семьи. Так что я тебе, конечно, признателен за спокойствие Марго, но на этом все. Между нами нет долгов.
Как бы ни было ему это поперек всего, но правила, есть правила:
— Между нами нет долгов.
И уверенное рукопожатие.
Все.
Мы это сделали.
Расстаемся на хорошем.
Насколько это возможно со Степашкой:
— Ланс, ты невероятный придурок. Не рассчитывай, что я избавлю твою заумную морду от счастья лицезреть великолепного меня. Тем более, мне есть что тебе доказать. Ты не прав и увидишь это. А потом, когда поймешь, что Марго такая же, как все они, и мне, конечно же, с ней тоже повезло, можешь даже лицо мне подрихтовать. Да.
С этим, сильно оптимистичным заявлением, Степан Тимофеевич нас покинул.
Даст бог и пресвятые мужики моей супруги, навсегда.
Но я не обольщаюсь, бл*.
Глава 52
Марк Адриан
Каково это спокойно и легко дышать? Когда полжизни задыхался?
Офигенное ощущение, скажу я вам.
Какое удовольствие доставляет просто стоять у выхода из бизнес-центра и ждать свою девушку с работы. Встречать с цветами в руках и улыбаться, глядя, как вспыхивают радостью глаза, как она бросается навстречу и виснет на шее с задорным писком.
Не сразу она рискнула пустить наглого бабника и раздолбая в свой мир, но я бесконечно благодарен тем, кто просил ее дать мне шанс.
Гатка-зараза, бро и мама Рита — лучшие.
Милая, теплая, непосредственная в своих реакциях Гаухар, такая живая, что хочется костьми лечь, но сберечь и этот огонь, и всю наполняющую ее радость жизни.
Поломанный цветочек. Напуганный олененок. Мой Бриллиантик.
Бл*, я — романтик, отвечаю.
Ланские оборжутся все. Ну, кроме мамы Риты. Она же нам что-то такое говорила, кажись, лет десять назад. Про рыцарские романы, балкон и ленты. Вроде.
И сейчас я это очень даже не понимаю, нет, как зверь чую.
Моя маленькая идеальна.
Никакого глупого кокетства, заумных нравоучений, постоянного требования подарков и комплиментов.
Бл*, она такая, какой должна быть женщина: мягкая, умная, внимательная, заботливая, с пониманием.
Повезло мне сука.
А кому спасибо?
Да-да. Все она знала. Моя настоящая мама.
С бро сошлись в зале. Выяснения были, как у нас принято, краткими:
— Пятнадцать лет страданий по моей матери, месяц встреч и ты уже тащишь в ЗАГС мою бывшую девушку? Что-то тут не то.
Рус ржет, счастливый засранец. От него счастьем во все стороны шарашит, как бы не сильнее, чем от меня.
— Все то. Я наконец-то пришвартовался в тихой гавани, выбравшись из вечных штормов. А если у тебя претензии, то либо надо было Бриллиантик быстро тащить «взамуж» самому, но ты же тугодум, либо жду тебя на ринге, — пока я договариваю, уже вижу приближающуюся ко мне открытую бутылку шампанского.
— Идиот. Но счастливый. Наконец-то! — вопит Рус на весь зал и заливает меня пеной, зараза.
Сейчас
