Алекс Стюарт - Фиктивный брак
Она смогла лишь, заикаясь, пробормотать: — О, да, неплохая мысль… но… э… Когда? И тут же спохватилась.
В жизни каждой женщины, сколь бы она ни притворялась, наступает момент, когда она стремится открыть свое сердце мужчине, платя ему золотом, а не разменной монетой, чистейшей искренностью, а не привычным кокетством. Увы! Не всегда тот, кому предназначаются эти сокровища, сознает это. Джентльмены предпочитают ложь!
Это «когда» должно было исходить от Хей-Молине.
Но он впал в неопределенность. Он что-то мямлил о последней неделе отпуска, которую, прежде чем сесть на пароход в Марселе, он должен провести со старыми тетушками на юге Франции, с тетушками, от которых зависит наследство. Было бы неплохо, если бы Форды смогли встретиться с ним там. Симпатичное местечко неподалеку от Монте. И, не сказав ничего более определенного, он улыбнулся.
— Ну, я позвоню или напишу. В общем, сообщу, — он кивнул и растаял.
И все мужчины, с которыми Пэнси Форд обошлась в свое время жестоко, могли бы считать себя отомщенными в последующие две недели, ибо Хей-Молине не зашел, не прислал письма и не позвонил.
3
Раздраженная, измученная женщина искала убежища в другой, более реальной привязанности.
— Джефф! Ах, Джефф, меня обманули!
Это было после ночного пикника возле Стоунхенджа, который устраивали самые блестящие молодые люди Британии — пэры, артисты, художники. О нем много писали, он заранее сделался предметом причудливых сплетен.
— Дорогая! Правда ли, что все они, едва часы бьют двенадцать, ходят задом наперед по кругу совершенно голые и несут чашу горячего супа, а переодетый пастухом дьявол выпивает суп и исполняет сердечное желание каждого?
Там присутствовала половина Русского балета, имена же остальных можно найти в справочнике «Как мы живем день за днем». На этом сборище великий певец танцевал, танцор пел. Не успели разойтись, а уже было известно, что веселье удалось на славу.
Но все, начиная с прелюдии — коктейля и кончая завтраком из яичницы с беконом, все было пустым и тленным для матери романиста. Она не позволила, чтобы в город ее вез на своем «Бентли» влюбленный юноша; она вверила себя Джеффри и «Крайслеру», который он только что купил. Новая игрушка была сплошь в технических новинках, точно жена нувориша в драгоценностях, и Джеффри потребовалась целая вечность, чтобы научиться водить ее.
«Водители отличаются друг от друга так же сильно, как любовники», — гласил афоризм, созданный Джеффри (который неизменно заставлял каждую женщину считать его безукоризненным любовником, но никого не пытался убедить в том, что он безукоризненный водитель). И мать всегда была готова помочь ему сохранить его водительские качества в тайне от человечества. Каким-то образом она устроила так, что юноша, желавший отвезти ее, отправился с хорошенькой девушкой, которая намеревалась ехать с Джеффри.
Форды тронулись в путь, и тогда ни с того ни с сего Пэнси Форд разразилась потоком откровенностей:
— Так мне и надо! За хвастовство, что ни один мужчина не заставит меня снова страдать. Посмотри на меня! Нет, не смотри, лучше выслушай! Джеффри, я должна кому-то излить душу!
Двадцать лет назад родители не выплакивали своих любовных неприятностей взрослым детям, но времена меняются. Не так давно на страницах английской «Тайме» в колонке писем появился жалобный и многозначительный призыв:
«Мама, дорогая, вернись же домой. Фред».
Тридцатью годами раньше мама умоляла бы вернуться домой своего сбившегося с пути Фреда, обещая все забыть и простить.
Но современный романист Джеффри Форд не находил ничего необычного в том, что мать попросила выслушать ее сентиментальные страдания. Его мать, чей праздный образ жизни он наблюдал четверть века.
— Джефф! Я была так молода, когда встретилась с ним! Я была мягкой, как сургуч, и Джим Молине пришел и приложил печать! Между нами было все, кроме помолвки! Я надеялась, что он меня любит так же сильно, как я его. Таким он казался. Однажды… Джефф, могу я рассказать о чем-то очень постыдном?
— Продолжай, дорогая, это же только мне, — сказал ободряюще сын, который, будучи романистом, не мог не оценить этих воспоминаний. Он отчетливо представил себе молоденькую девушку эдвардианской эпохи — юную Пэнси, которая осмелилась на что-то постыдное ради любви…
— Знаешь, было лето, мы носили тогда огромные, как колесо, шляпы с вуалью…
— С чем?
— Не смейся. Я знаю, это звучит допотопно. Теперь девушки носят более открытые одежды… кроме того, кожа у них лучше… но в те времена мы носили вуали. Какие это были вуали! Мне очень шла кремовая с черными крапинками… Он смотрел, смотрел и тихо так заговорил: «Наверное, я так несчастен из-за вуали». Я подумала, что он хочет поцеловать меня, а противная вуаль была аккуратно приколота и завязана, и, Джеффри, — я порвала ее!.. Ты можешь представить себе женщину, готовую разорвать что-нибудь из своих вещей? А я порвала вуаль — у самого рта. Но он только сказал: «Проклятие. Кто-то идет…» И все… Меня обманули? Меня? Пэнси Бевингтон? Но все это не имеет никакого значения, когда ты влюблена!
Джеффри издал звук сострадания и так неловко переключил передачу, что следующие слова матери утонули в рычании мотора:
— Но я чувствовала… чувствовала, что он любит, и ждала, когда же он скажет об этом. А он просто ушел. Отпуск кончился, и он уехал, не сказав ни слова, и скоро женился на какой-то ужасной девушке, которую знал с детства! И что мне оставалось, кроме как «благополучно» выйти замуж и плохо вести себя всю оставшуюся жизнь?
— Ничего. Конечно. Что тебе оставалось? — согласился утешитель-сын. Несмотря на собственные неприятности, он был тронут трагедией кокетки.
— Я так и не смогла с этим примириться! Никогда! Я стала безжалостной! Я превратилась в настоящую бестию по отношению к мужчинам! Я играла в любовь, как в шахматы! Я относилась к мужчинам словно к мусору, потому что все они были — не Джим! Не переставала злиться на женщин, которые заводили себе любовников, каких только хотели! Именно поэтому я вмешалась — я это сделала! — в твои отношения с этой девушкой, Джой Харрисон.
— Ах, да, но уже все в порядке, — поспешно вставил Джеффри, и тормоза «Крайслера» мучительно взвизгнули. — Она предпочла более красивого мужчину, ей уже безразлично.
— А мне не безразлично, на кого я похожа. И вот почему. Есть такая пословица: «Нецелованный — недобрый!» Это про меня.
— Ну, конечно.
Будучи современным сочинителем и, следовательно, обладая удвоенной дозой женского чутья в сознании, Джеффри Форд не нашел ничего нелепого в причислении к нецелованным этой известной светской соблазнительницы, каждый жест которой, казалось, срывал скальп с мужской головы, а записная книжка напоминала каталог любовных связей.
