Солнце мое - Владимир Олегович Войлошников
— Стой, бля! — заорали сзади, от угла сада.
Сколько ж их, блин?
Слетела по крутой лестнице не помню как и понеслась по аллее вдоль длиннющего дома. Как раз изумрудный из него давеча выглядывал, только теперь я бежала с обратной от подъездов стороны.
За спиной орали. И орали всё ближе!!!
Не добегу до дома… Я ж спринтер… Ещё и подъём начинается…
Сзади грохнуло и свистнуло совсем близко. Мама!
— Стоять!
Господи, куда⁈
Аптека!!!
Я так живо вспомнила тяжёлую задвижку на её двери, что прочие мысли вылетели из головы.
18. ВОТ ТАКИЕ ПИРОГИ. ИХ ЕШЬ, А ОНИ МЯУКАЮТ…
АПТЕКА
Дверь аптеки по причине жары была подпёрта круглым булыжником — для проветривания. Я пинанула по булдыгану и рванула дверь на себя, успев увидеть перекошенную рожу буквально в полутора метрах. Закрыть!
Что-то долбануло в аптечную дверь так, что по толстому дверному стеклу пошли трещины, но изнутри всё равно были решётки. Не залезут. А ещё вторая дверь! Я заскочила в крошечный торговый зал и заперла внутреннюю дверь тоже.
Посетителей не было. Слава Богу! Рыхлая аптекарша таращилась на меня из своей стеклянной выгородки огромными сквозь плюсовые линзы глазами:
— Девушка, вы что д…
С улицы грохнуло, и оконное стекло разлетелось тучей осколков.
Аптекарша завизжала и побежала внутрь помещения.
Дебилы, блин! Всё равно же там решётки! Давно уж от наркоманов поставлено.
— Выходи, сука!
В голове от ужаса не осталось ни одной мысли.
Я на карачках заползла за аптечную стойку и побежала по коридору за аптекаршей. И правильно сделала! Потому что она выскочила на улицу, а чёрный выход нараспашку бросила.
— Вон дверь! — так, этот голос я уже узнаю́.
Я захлопнула гулкую железную вороти́ну и задвинула засов из гнутой арматурины. И вздрогнула от удара, почти одномоментного с запиранием засова.
— Открывай, бл***! — и ещё куча звёздочек для связки, — Не откроешь, сожжём тебя нахер!
Вот тут меня затрясло. Телефон! В аптеке телефон должен быть! Не в складской комнате, точно. Я же слышала как-то, совсем рядом с кассой звонил.
Я метнулась по коридору назад. Сожгут ведь, твари, не задумаются. Сколько раз такое было… Так. А теперь на четвереньки и за стойкой. Вон он, телефон! На самом виду, блин!
Я проползла в комнатку и толкнула дверь ногой, надеясь, что меня не увидят.
Зря.
— Вон она! Дверь закрыла!
Я торопливо стянула телефон на пол и спряталась за здоровенный железный холодильник, насколько провода хватило.
Как там? Двести сорок — двести сорок?
Снаружи загрохотало, и в тонкой межкомнатной двери появилось несколько пугающе-чёрных дырок.
Гудок. Гудок. Гудок. Давай!!!
— А-алё! — голос отца был весёлым.
— Папа!!! — грохнуло уже ближе ко мне, зазвенело стекло. Господи, а в этой-то комнате решётки есть??? Судя по матам, есть!
— Доча, — тон сменился на подозрительный, — ты что там, ремонт затеяла?
Я поняла, что окна в подсобку уже разбиты, и сейчас эти уроды высматривают, где я — и зашептала:
— Пап, меня сейчас убьют!
— Ты где⁈
— Аптека в кирпичном доме рядом с нами, помнишь?
— Не выход…
Звук пропал. Совсем. Провод отрезали, суки.
Я забилась поглубже в угол.
За окнами ругались и бормотали. Судя по голосам, четверо. Спорили, сразу жечь или сбегать за болгаркой. По очереди орали мне и угрожали. Я сидела как мышка, подозревая, что как только дёрнусь к двери… Дальше думать не хотелось.
На стене висели круглые белые часы, и минутная стрелка медленно-медленно ползла от цифры два к цифре три.
Сердце тяжело колотилось прямо в горле.
Приедет папа? Успеет?
Между тем в соседнем помещении что-то грохнуло и разбилось. А потом запахло горелым. Подожгли! Среди бела дня!
Никого не стесняются, твари.
Господи, хоть бы он успел…
Сгореть было страшно.
А ещё страшно угореть. В этой комнатушке, правда, практически вся мебель была железная, на полу кафель. Рамы если только… Но сквозь дыры в двери начал просачиваться неприятно-сизый дым.
Говорят, лицо надо мокрой тряпкой замотать.
Напротив меня, в углу, была раковина. Но это означало выбраться из своего стального уголка и подставиться под пули. Да и дым пока больше по верху.
Восемь минут второго.
Продержусь?
Я закрыла подолом юбки лицо.
С заднего входа завыла болгарка.
Что-то стучало.
Зубы.
Зубы мои стучат.
Папочка, успей, пожалуйста…
Сколько минут надо, чтобы стальную дверь выпилить?
Он успел быстрее.
Я не видела. По звуку поняла, что подлетели несколько машин, остановились со свистом, сразу стало шумно, причём со всех сторон.
Кто только не орал.
Грохотало.
Я сидела, как пришитая. Не хватало ещё в последний момент пулю выхватить.
Потом завыла сирена. Жильцы пожарную вызвали!
И всё-таки ментов. Вон, ещё одна воет, по-другому.
Пожарка подлетела раньше. Сквозь расхлёстанные окна начала извергаться Ниагара. Я встала, плохо понимая, что происходит, оглядываясь на потоки воды и пены, струящиеся вокруг моих ног.
Гулко грохнула железная дверь заднего хода, по коридору затопали шаги.
— Доча?!!
— Папа, я тут!!! — вот теперь я побежала.
Такого бешеного лица я у него никогда не видела. Ой, как я ревела, товарищи…
— Э! Мужики! Дверь откройте! — в окно заглядывал пожарный.
Вокруг ходили какие-то люди, и осколки стёкол противно скрипели у них под подошвами. Воняло горелым. Блин, холодно-то как. Всегда со мной так, когда отходняк от нервов начинается — трясёт и морозит, как будто в летнем на минус сорок вышел. Я стояла у дверей аптеки и клацала зубами. Потому что хмурый милиционер хотел со мной поговорить. Пока что, по причине моей полной несостоятельности, с ним разговаривал папа. Через какое-то время я осознала, что на мне чей-то здоровенный малиновый пиджак. В руки сунули маленькую квадратную бутылочку:
— Глотни.
Странное что-то. Ни на один напиток не похоже.
И тут пищевод обожгло и из глаз моих брызнули слёзы.
— Ч… Чт… кха… то это?
— Вискарь, — ответили мне сзади.
Но смотрела я в другую сторону. Не могла не смотреть.
На газоне лежал тот урод в изумрудном спортивном костюме. Да, модная «жатка» совершенно вырвиглазного цвета.
А чё он там лёг, интересно? Спустя долгую минуту я поняла, что лежит он по причине полного расставания с жизнью, и меня
