Завтра подует завтрашний ветер - Ольга Яблочкина
– Надолго?
– На две с половиной недели. Всего одна игра.
И вот снова начался разговор взглядами, длившийся довольно долго. Он взял ее за руки, а она просто смотрела ему в глаза.
– Я буду скучать, – тихо произнесла она.
– Да… я тоже буду скучать, – повторил он за ней.
Чонхо обнял ее так сильно, будто расставался с ней не на две с половиной недели, а на всю жизнь, а она просто стояла, опустив руки, потому что не в силах была пошевелиться.
– Чонхо, твою посуду тоже я должен мыть?
Из кухни вышел Мин Хон с грязной тарелкой в руке. Нисколько не смутившись, он еще некоторое время простоял так, ожидая ответа. Чонхо и Мидори быстро отпрянули друг от друга, настолько быстро, что Мидори выпустила из рук пакет, потом быстро подняла его, отдала Чонхо и, коротко попрощавшись, мигом вышла за дверь. Чонхо еще постоял некоторое время, глядя на закрывшуюся дверь, до тех пор, пока Мин Хон не повторил своего жизненно важного вопроса.
– Да, не оставлять же ее на время отъезда. Мне еще надо собираться, – сказал он, пресекнув все попытки высказаться против со стороны Мин Хона. Он ушел в комнату, но еще долго смотрел в окно, думая о чем-то своем, прежде чем выполнить задуманное. Наконец сумка начала наполняться вещами самой разной необходимости. Чонхо бросал туда все, что могло бы пригодиться, но в итоге набралось разве что половина. Мин Хону и сумку паковать не пришлось, потому что он ее со дня приезда почти не открывал.
Вот и настало время ехать в аэропорт Кансай. Мин Хон не особо жалел, что уезжает, пробыв здесь всего два с половиной дня. Жаль было другого. Того, что то, за чем он приехал, так пока и не случилось. Он по-своему был рад за капитана (а иначе он его не называл, Чонхо для него так и остался капитаном), и ему хотелось побывать на одном из самых важных событий его жизни, но вместо этого ему приходится уезжать совершенно для другого.
А вот Чонхо уезжать совершенно не хотелось, только не сейчас. Ему не хотелось бросать ее одну, не хотелось оставлять. Иногда он говорил себе: выхожу на поле в последний раз, чтобы потом всю жизнь провести с ней. Но раз за разом его тянуло на поле снова и снова, будто притягивало магнитом. У этой игры были свои прелести. И вот сейчас он ехал, чтобы вновь выйти и сыграть.
В самолет он сел с тяжелым сердцем, в котором в сложный клубок сплелись проблемы и противоречия, недосказанности и тревоги за то, что это так и осталось недосказанностью.
*… лежа ток есть – фразеологизм, означает «проще простого»
Нечасто он ее так обнимал. На пару секунд она даже испугалась, что это прощание навсегда. Но это только на пару секунд. Через две с половиной недели они увидятся вновь, и все тогда начнется по-новому, и тогда начнется новая жизнь, и тогда…
А если и не будет вовсе этого «тогда»? Мидори остановилась посреди улицы по пути к редакции. Но через секунду она немного встряхнула головой, пытаясь выбросить все эти мысли из головы. Нет, это всего лишь две с половиной недели. Она пошла дальше, к станции Нишинагахори.
Чонхо часто отлучался на два-три дня, чтобы сыграть в том или ином матче. Гораздо реже уезжал из страны, чтобы играть за сборную, но и это ей было не в новинку. Она бы с радостью поехала вслед за ним, но, вот беда, она брала отпуск на несколько дней всего полтора месяца назад. Теперь ей придется смотреть на него только по телевизору, чтобы не так остро ощущать разлуку. Всего две с половиной недели…
Зайдя в редакцию, Мидори тут же получила задание – взять интервью у бизнесмена, который сколотил себе состояние за очень малый промежуток времени и теперь уже находится в первой двадцатке самых богатых людей страны.
– Нам очень повезло, – говорил главный редактор. – Кашиваги-сан очень занятой человек, у него каждая минута на счету. Не занимай его глупыми вопросами, говори по делу.
Мидори только кивала, показывая, что все понимает, хотя часть ее мыслей так и осталась с Чонхо и со всем тем, что было так сложно разобрать. Она быстро собрала все необходимое и через пять минут уже ушла в указанное место.
Бизнесмен действительно был молод для своего положения и материального состояния. Ему нельзя было дать и сорока, хотя в уголках глаз уже появились мелкие морщинки. Он пришел ровно в двенадцать, как и было оговорено. И, как и было предписано, потратил на интервью полчаса, сказав, что больше никак нельзя, ведь время – деньги. Мидори никогда не любила таких людей, для которых все решали именно деньги, но свою неприязнь совсем не высказала. Нет, она не любила тех, у кого все распланировано вплоть до секунды.
После интервью она не спешила возвращаться на рабочее место. Ей нужно было хоть немного разобраться в себе, поэтому она пошла в ближайший парк, маленький, почти сквер. Она медленно прошлась по дорожке туда-сюда, потом села на скамейку.
Казалось бы, все просто, и стоит уточнить, как было все на самом деле, и у них все начнется по-прежнему. Но это только казалось. На самом деле это было далеко не так. Такие простые слова ей было сложно произнести, и ворошить опавшие листья давно прошедших лет было больно. Но она дала себе слово, что, когда только Чонхо вернется обратно, то она все-все расскажет ему, не утаивая ничего. Но только не по телефону. Самое главное – видеть его. Да, она обязательно все расскажет. А Дзюн… Он больше не потревожит ее.
Просидев так, на лавочке под тенью деревьев, она медленно отправилась обратно. В редакции ее встретил маленький рабочий хаос. Оказалось один айдол уже давно тайно встречается с одной актрисой, а в какой-то стране разбился самолет, а где-то через неделю будет проходить встреча премьер-министра и президента. На последнее как раз отправляли ее.
– Тайвань? – переспросила Мидори. Сама она там никогда не было, да и вряд ли хотела.
– Да. Стоит отправиться туда за день до встречи. И того два-три дня.
– Но я там не была никогда…
– Вот и посмотришь, как там.
Слову главного редактора было невозможно противоречить, и Мидори смирилась с двухдневным проживанием в таком жарком и странном Тайване. Придя домой, она, помедлив немного, рассказала, что едет туда родителям и брату, который вернулся незадолго до нее самой. Мать тут
