48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория

Он резко разворачивается, протягивая мне порванную кофту, а потом вдруг замирает, и только сейчас я понимаю, что беззвучно плачу. Не просто роняю одинокие слезы, рыдаю от ужаса и досады взахлеб.

«Я не смогла бы молча стоять в стороне. Я же обещала, что больше тебя не оставлю».

Сил на то, чтобы вытолкнуть из себя хоть слово, нет. Невысказанные фразы застревают в горле.

Не придумав ничего лучше, я встаю и подаюсь вперед, утыкаясь лбом в его плечо.

Ник замирает. А потом я чувствую прикосновение. Руки, бережно прижимающие к себе. И облегченный выдох.

— Ну что за глупое создание, — шепчет он. А потом съезжает спиной по лакированной деревянной стенке на пол, и я опускаюсь вместе с ним, все еще крепко цепляясь за черную рубашку.

Мокрые пряди волос холодят шею и голые плечи. Капли мягко стекают с их кончиков, оставляя на одежде Ника пятна. Он держит меня на коленях, словно маленького ребенка, позволяя выплакать всю боль у него на груди. Мне стыдно, что я оказалась слабой и от простой царапины подняла такую панику. Но он не упрекает меня. Молча стирает с лица слезы.

Его касания наполнены неловкостью, но даже этих мимолетных жестов хватает, чтобы боль начала утекать вместе с дождем, освобождая место для бьющейся в груди нежности. Так, что я неосознанно придвигаюсь ближе, вдыхая запах его кожи, подставляя щеку под ласкающую руку, словно кот, нашедший давно потерянного хозяина.

— Ну ты что, прекращай, морковь, — просит Ник. — Чем больше тебя жалеешь, тем сильнее ты заходишься слезами.

Я всхлипываю.

— Ну, морковка…

— Опять ты за свое, — шепчу я. — Чтоб ты знал, я ненавижу, просто терпеть не могу, когда ты называешь меня этими дурацкими прозвищами.

Ник застывает на секунду, словно громом пораженный. Не нужно поднимать глаза, чтобы понять, что написано на его лице в данную минуту. Растерянность, может, недоумение.

— Прости, — беспомощно произносит он и опускает руку. Кажется, будто даже плечи его поникают. — Я никогда не хотел обидеть, правда.

Сквозь мокрую пелену ресниц я смотрю на его ладонь, одиноко сжавшуюся в кулак. Вряд ли он сам догадывается о противоречивости собственного характера, ведь всё, о чем этого парня не попросишь, он делает намеренно наоборот. И как минимум оставлять его в неведение нечестно, поэтому я ласково сжимаю его пальцы и едва слышно отвечаю: — Я знаю. И мне это нравится. Просто боюсь, если признаюсь, ты перестанешь.

Я льну к нему осторожно, прислушиваясь к сдерживаемому дыханию. Ник наклоняется, касаясь кончиками губ моей щеки, и тихо шепчет: — Обещаю, что не перестану.

Глава 14. Убивают не пули

Арта находят без сознания спустя четверть часа в подвале депо. В себя он приходит уже в машине, что-то нечленораздельно мыча, и только когда убеждается, что все в порядке, наконец успокаивается, откидывает голову на сиденье и закрывает глаза.

— Спасибо тебе. Я вкладываю в это слово так много, как только могу, зная, что Кавано точно поймет каждый его подтекст, и сжимаю его тонкие пальцы.

— Остальные? — хрипло спрашивает он.

— Целы. Отдыхай.

Я отпускаю его руку, глядя сквозь затемненное стекло на корпус второй машины. Шон занимает место за рулем. Рейвен Ник запихивает назад, но вместо того, чтобы сесть рядом, охраняя, захлопывает за ней дверь. А потом уверенно шагает к нам.

— Поехали! — командует он и усаживается слева от меня на заднем сиденье. Машина Шона и Рейвен синхронно с нашей зажигает фары и трогается с места.

Вдруг я осознаю абсурдность ситуации. Если Шон захочет сбежать или отпустить девушку на свободу, у него на руках все карты. Он знает, что Ник не устроит перестрелку на дороге и ни за что не станет привлекать внимание, учитывая, что Арт до конца не пришел в себя, а я ранена. Если Рей с Шоном захотят уйти, никто не сможет им помешать.

— Ты позволил им ехать вдвоем?

Ник смотрит в окно. Словно ничего вокруг его не заботит, но это обманчивое спокойствие. Мимо проносятся зеленеющие поля, подсказывая, что мы направляемся в противоположную сторону от города.

— Я должен знать, что Рид на моей стороне.

Значит, это проверка? Я оборачиваюсь, гладя как машина Шона, выстраиваясь в поток автомобилей на шоссе, следует за нашей.

— А если он с ней сбежит?

— Тогда нам понадобится меньше билетов в Америку, — отвечает Ник и устало прикрывает глаза.

Мы двигаемся на восток, избегая центра города и особенно напряженных трасс. Чтобы чем-то себя занять, я разглядываю дома за окном, читаю названия улиц, дорог и мостов. Иногда мне кажется, будто Джесс движется вне логики, петляя по узким улицам кругами, поэтому когда спустя несколько часов автомобиль паркуется, я с облегчением выдыхаю.

Район очень похож на лондонский Илинг или Хэмпстед. Безупречно чистый и по-домашнему уютный. К тому же особняк, перед воротами которого Джесс останавливается, производит ошеломительное впечатление.

Двускатная крыша, цветы на подоконниках в полуарках окон, растущая у входа магнолия и стены из красного глиняного кирпича. Буквально на секунду возникает иллюзия, будто я нахожусь дома, покалывая в груди знакомыми обрывками воспоминаний, но быстро растворяется.

— Такой, наверное, не меньше полумиллиона стоит, — выдыхаю я.

— Главное, что соседей рядом нет и забор выше моего роста, — скорее рапортует, чем рассказывает Джесс. — Хозяева удачно уехали на неделю. Так что можем до рейса переждать. В таком месте искать никто не будет. Главное, по улице не шляйтесь.

Он нажимает на кнопку крошечного пульта и загоняет машину в гараж. Рид паркуется следом, и следы нашего присутствия скрывают гидравлические ворота. Когда заслон полностью опускается, Шон открывает дверь, помогая Рейвен выйти. Только всем видом она кричит, что ей не нужна ничья помощь. Она не выглядит провинившийся, так же как и обречённой.

— Внутрь, — командует Джесс и, оглянувшись через плечо, подталкивает отставших в спину. Вслед за остальными и мы с Ником перешагиваем порог дома.

Я столбенею. Арт присвистывает. — А ты не преувеличивал, когда говорил, что это элитный поселок. Надеюсь, здесь найдется не менее элитный алкоголь. Башка раскалывается.

Гостиная и правда выглядит так, словно над ней трудилась целая команда профессионалов. Каждая деталь интерьера подобрана со вкусом, точно сочетаясь по цвету и форме с мебелью и однотонными светлыми стенами. Впервые за все время мне хочется разуться. Только парни не обращают на обстановку никакого внимания.

Я окидываю взглядом нашу компанию, дико неуместную на фоне белых персидских ковров: грязные, мокрые, все в запекшейся крови и саже, и делаю шаг назад, чтобы ничего не запачкать.

Позади захлопывается дверь. Несколько секунд мы смотрим друг на друга в поглотившей всех тишине. В воздухе отвратительно пахнет кровью, потом и не выпущенной на волю правдой.

— Не будем тянуть резину.

Сняв с себя ремни с порядком опустевшими ножнами, Ник присаживается на подлокотник дивана, бросая манжеты рядом.

— Думаю, ты в курсе, как в Кораксе учат из людей правду вытаскивать, — не церемонясь произносит он, обращаясь к Рейвен.

Джесс на всякий случай передергивает затвор. Шон не говорит ни слова, но сложно не заметить, как он напрягается. — К чему оружие? — растерянно спрашивает Рид, но оба Лаванта вопрос игнорируют.

Рейвен сухо смотрит в глаза Ника, словно спрашивая разрешения, и осторожно опускается в кресло напротив.

— С самого начала, — приказывает Ник.

Девушка делает длинный вдох.

— В десять у меня обнаружили эпилепсию, которая не поддавалась лечению, — начинает она рассказ, намеренно не глядя ни на одного из нас. Ее взор устремлен в окно. — Разумеется, существовали таблетки, но они могли только облегчить состояние. Сдержать развитие болезни им не было под силу, так что к двенадцати меня одолевали такие галлюцинации, что любой морфинист бы позавидовал. Звучит знакомо, да? — она хрустит костяшками пальцев и неуверенно улыбается. — С одной разницей — теперь мы создаем их намеренно. Именно тогда отец обратился за помощью к своему другу со времен академии, полковнику Фрэнку Максфилду.