Жизнь на кончиках пальцев - 3 (СИ) - Новка Маруся

— Я знаю, что вас не было, — прервал Халфин. — Я приезжал к вам на Петрашевского пару раз, но никого не застал дома.

— Да, — кивнул мужчина, — мы не распоряжаемся ни своим временем, ни своими действиями, — его глаза блеснули, губы сжались: — Но потом, спустя два года, когда мы снова оказались в Южной Пальмире, я решил узнать как твои дела. Помочь, если потребуется, в поиске новой работы. Для службы делу Организации ты был бесполезен, но как человек — не безразличен, — помолчал и продолжил: — Не мне. Моему сыну, которому я не мог отказать в незначительной просьбе.

— Вы приезжали на Молдаванку? — удивился Тимур. — Почему не зашли? Почему не захотели увидеться?!

— А зачем? — искренне недоумевал мужчина. — Зачем мне нужно помогать спившемуся дворнику? Ведь ты стал на то время тем, кем хотел.

— Я не хотел, — пробормотал Тимур.

— Конечно, — усмехнулся гость. — Ведь это кто-то другой заставлял тебя напиваться и избивать жену!

— Вы пришли, чтобы еще раз напомнить о том, что я натворил?! — глаза Халфина сжались в две узких полоски. — Напрасно! Я и сам не смогу забыть об этом до конца моих дней! Я сделаю все, чтобы если и не исправить случившееся, это, как вы понимаете, невозможно, то не допустить повторения! Стать другим человеком!

— Я знаю, — мужчина снова улыбался, — именно поэтому я здесь. В тебе есть те качества, которые нужны для службы в Организации. Остальному тебя обучат. Если ты, конечно, дашь согласие.

— Но мне еще как минимум четыре с половиной года сидеть, и это в случае если примут ходатайство об условно-досрочном освобождении, — напомнил Тимур. — И потом, моя дочь, Лена, что будет с нею?

— Тебе изменят статью, — объяснял гость. — Вместо предумышленного убийства вменят нанесение телесных повреждений, приведших к смерти потерпевшего по неосторожности. За это положен срок в три года, который ты почти отбыл. Но это только в том случае, если ты примешь моё предложение. Иначе, можешь даже не рассчитывать на досрочное освобождение. Будешь сидеть от звонка до звонка. Мы об этом позаботимся.

— Но почему? — изумился Халфин. — За что вы со мною так?!

— Потому что ты можешь использовать мои слова во вред Организации. Здесь, на зоне, твои россказни сокамерники воспримут, как бред свихнувшегося зэка. Другое дело — на свободе. Где и с кем ты встретишься, перед кем начнешь откровенничать — я не знаю. Твое заключение еще на десять лет будет всего-лишь превентивной мерой.

— На девять с половиной, — пробормотал Тимур.

— На девять с половиной, — кивнул мужчина. — Если тебе так легче. Через девять с половиной лет ты, конечно, освободишься. И встретишься с подростком дочерью, которой ничего не сможешь предложить, кроме самого себя. Подумай об этом. Не будет ли лучше, если девочка увидит перед собой состоявшегося и обеспеченного отца?

— Как это понимать? — Халфин не мог до конца осознать то, что сейчас происходит. — Вы хотите сказать, что я не увижу Лену еще девять с половиной лет?!

— Конечно, — кивнул мужчина. — Скажу больше: после того, как ты пройдешь обучение, тебе придется принимать участие в операциях в других странах. А твоя дочь все это время будет жить здесь. В Южной Пальмире.

— Это жестоко, — губы Тимура подрагивали, словно он сдерживал готовое сорваться рыдание. — Зачем вы так поступаете?! Что вам сделала моя девочка?

— Дети, — задумчиво пробормотал гость, — самое главное достояние любой нации. Вместилище генофонда. И самый надёжный рычаг давления.

— Вы собираетесь использовать Лену, как рычаг давления на меня? — искренне удивился Тимур.

— Именно так, — подтвердил мужчина. — Ведь ты любишь свою дочь? И сделаешь все, чтобы она и дальше оставалась в безопасности?

Тимур молчал. Он понимал, что вряд ли от него потребуют немедленного ответа. И слова гостя подтвердили его предположение:

— На раздумья и принятие решения у тебя есть три дня, — мужчина протянул руку к кнопке на столе, нажал её: — Уведите, — велел появившемуся на пороге конвоиру.

Самолёт без опознавательных знаков и без иллюминаторов в грузовом отсеке взмыл в воздух.

Его единственными пассажирами были Халфин и незнакомец, которому отныне предстояло стать его наставником.

Куда летел борт? Что ждет Тимура? Об этом он не знал.

Как не знал и о том, что за три года научится просыпаться от любого шороха и стрелять на поражение.

Как не знал и о том, что за три года в совершенстве овладеет тремя базовыми языками, на которых говорили в странах, где ему предстоит «работать».

Как не знал и о том, что за три года изучит все предметы, которые, конечно, проходил в школе. С одной лишь разницей, что в школе он их именно «проходил», а не изучал.

Как не знал и о том, что за три года сумеет не только быть естественным в любом светском обществе, но и выживать в экстремальных условиях.

Как не знал и о том, что за три года поймет — не нужно задавать вопросов. Никаких, никогда и никому. Что есть те, у кого имеются ответы, которые ему дадут в свое время. Если, конечно, посчитают необходимым.

Самолёт слегка качнуло в воздушной яме.

Тимур вздохнул и в очередной раз попытался уверить себя, что он поступил правильно. И что сделал это не только для себя, но и для дочери, чья мать погибла от его руки.

За окнами загородного дома рассвело.

Наступал первый день нового года.

— Я рассказал тебе все, что мог, — Тимур повернул голову и встретился взглядом с Милочкой. — Надеюсь, этого достаточно, чтобы ты приняла правильное решение.

— И растоптала мечту Леночки о сцене, — закончила фразу Людмила.

— И дала ей возможность получить образование в лучшей из школ Европы, — уточнил Халфин. — Я воспользуюсь возможностью забрать дочь, чего бы мне это ни стоило. Надеюсь, ты это понимаешь и не сомневаешься в моих намерениях.

— Да уж что тут непонятного? — вздохнула Милочка. — Отвези меня, пожалуйста, домой.

— Одевайся, — Тимур подошел к окну и увидел, как с неба начал сыпать мелкий снежок. Прокомментировал: — Вот и пришла зима.

— Я готова, — Людмила оторвала любовника от созерцания снегопада. Подошла к столику, взяла пакетик с пилюлей, опустила в карман пальто: — Завтра будет не поздно?

— В самый раз, — Халфин попытался обнять любовницу. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Милочка отстранилась, уклоняясь от поцелуя. Шагнула к двери. Вышла в коридор, не дожидаясь, пока Тимур распахнет перед нею дверь.

Роскошное платье сиротливо лежало на кровати. Как никому не нужная брошенная тряпка.

Жемчужное ожерелье горкой возвышалось на лифе.

Там, где должно быть сердце.

Леночка, счастливо улыбаясь, вбежала за кулису, закончив свое выступление на утреннике.

— Выпей, переодевайся, и поедем в театр, — Людмила Марковна протянула девушке стакан сока. — Как раз успеем ко второму акту, если поторопимся.

Леночка выхлебала до дна предложенный напиток.

— Спасибо, — вернула стакан, — так вкусно! Обожаю апельсиновый.

После дневного спектакля Сергей Истомин решил проведать маму.

Ему не давала покоя встреча с Эльзой и Гассертом на новогоднем вечере в ресторане.

— Сыночек, — заспанная Эльза, не смотря на то, что на часах было два пополудни, сидела в кухне перед чашкой кофе, — не ждала тебя сегодня. Если бы предупредил, приготовила бы что-то вкусненькое.

— Я не голоден, мама, да и рассиживаться особо некогда, — Сергей сел напротив. — Нужно поговорить.

— О чем? — встрепенулась Эльза. — Впрочем, говори. Я тебя внимательно слушаю.

— Что у тебя с этим мужчиной? С Алексеем Викторовичем? Кто он для тебя?

— Ах, Лёшик? — усмехнулась, не заметив, как передернуло сына от имени Гассерта. — Да ничего! Просто спутник на новогодний вечер. А ты о чем подумал, дурачок?

— Он очень скользкий тип, мама, — нахмурился сын. — Сумеет так убедить тебя в том, что ему нужно, что и сама не заметишь, как попадёшь под его влияние. Я, конечно, помню и понимаю твои разногласия с отцом. Допускаю, хотя мне это и не нравится, что ты злишься на папу до сих пор, но этот Лёшик не тот человек, который тебе нужен.