Близняшки от босса. Сердце пополам (СИ) - Лесневская Вероника

Шторм приближается ко мне, быстро чмокает в щеку, обдавая холодом. Потому что его тепло я себе нафантазировала — нет на самом деле ничего. Только расчет и необходимость.

Не обронив ни слова на прощание, Вадим покидает дом, четко очертив границы между нами.

А дальше… Мы будем жить под одной крышей, но так и останемся чужими? Я буду исполнять роль няньки, а Вадим… Что если он устанет возиться со мной и заведет отношения на стороне? Как Антон? Пусть даже не думает, что я потерплю подобное! Не смогу, только не от Вадима. Впрочем… какое я имею право ревновать и указывать ему?

Или… прописать это в «контракте»?

Больно становится. Какая-то суррогатная семья.

Смаргиваю слезы. Отбрасываю свои желания и чувства. Еще толком не зародившиеся, хороню их глубоко внутри.

Дети… Они важнее. Их счастье и комфорт превыше всего.

— Булочки, — натянув на расстроенное лицо улыбку, поворачиваюсь к Рите и Але. — Давайте мы позавтракаем, а потом немного позанимаемся. Скоротаем время до возвращения вашего папочки…

Глава 29

Вадим

Черта с два я ее отпущу! Добьюсь, чтобы хотя бы не шугалась меня, на любой компромисс пойду. Сказал же, все условия обеспечу для нее и детей. Что еще нужно? Но жить они будут со мной. Не временно, до выяснения обстоятельств и пока им защита нужна, а всегда. Не собираюсь быть воскресным папой. И уж тем более наблюдать, как Снежана себе нового мужика заведет.

Поэтому официально распишемся. И это не обсуждается.

— Да, Марк, — грозно рявкаю в трубку, а сам шагаю по коридору клиники.

Как не вовремя все. Навалилось общей массой — не утонуть бы.

— Шторм, ты не забыл о запланированной встрече с замминистра Ивановым? — тянет конкурент с насмешкой.

Конечно, забыл. Снежинка говорила что-то утром. Деловито так, помощницу включив. А я мог думать только о том, что жену в ней видеть хочу. Любимую и любящую. Аппетит растет, хотя разум понимает: насчет второго пункта можно даже не мечтать.

Ледяная Снежинка.

— Роман Редиванович сегодня вместо меня, — стараюсь сохранить невозмутимый тон, но этот жучара Туманов все понимает.

— Бросил своего зама на амбразуру? Не боишься, что одеяло на себя перетяну? — хмыкает издевательски, раздражая меня.

— В нем и запутаешься. И вытолкнуть некому будет, так и закопают, — поддерживаю его настрой. — Ты проект видел, к которому нас привлечь хотят? Думаешь, в одиночку его потянешь? Не подавись…

— Видел, поэтому и звоню. В принципе не люблю иметь дело с государством. Отчетности и контроля больше, чем профита. Я вообще назло тебе влез, когда узнал, что твой холдинг заявку подал. А ты теперь увиливаешь, — вдруг признается.

— Не в моих правилах бросать начатое, — чеканю, оглядывая приемную. — Просто я сейчас… кхм… занят.

— Вадим, у тебя проблемы? — неожиданно серьезно уточняет. — Я слышал о разводе.

Закатываю глаза: не всех крыс в медиахолдинге вытравили. И Туманов случая не упустит использовать информацию против меня. Надо подумать, как мне всю ситуацию красиво вывернуть. В свою пользу. И сделать это до того, как конкурент по мне ударит. Впрочем, насколько я знаю, а ведь мои люди тоже рыли под него знатно, Марк хоть и говнюк, но при этом ярый поборник семейных ценностей. Сам женат, детей планирует. Верный и правильный до мозга костей. За это я его даже уважаю. Хотя антипатия сильнее. Как и наша больная борьба.

— Не советую тебе лезть в мою личную жизнь, — рычу, а сам приближаюсь к двери кабинета репродуктолога.

«Абрамов В.А.» — гласит надпись на табличке. Так и не поменялась за эти два года. С тех пор, как мы приходили сюда с Леной. А теперь я явился с проверкой, которая, к слову, уже вовсю орудует в клинике.

— Может, я помочь… — наверняка лицемерит Туманов, но я не намерен больше тратить на него время. Есть дела важнее.

Обрываю связь — и грубо толкаю дверь, распахивая ее настежь.

— День недобрый, Валентин Александрович, — бросаю небрежно и нагло сажусь в кресло.

— Вадим Дмитриевич? — седые брови взметаются вверх. — Так это по вашей наводке, — указывает в сторону выхода, а я киваю довольно. — Что вы здесь устроили? И на каком основании?

— У меня встречный вопрос, — подаюсь ближе к столу и опираюсь локтями о край. — Что ВЫ устроили два года назад?

— Я не совсем понимаю, о чем вы, — мрачно заявляет врач, но все же опускается в кресло напротив. — Поясните.

— Может, скажете еще, что не помните меня? — прищуриваюсь зло.

— Помню, — спокойно листает какие-то бумаги. Нарочно нервирует меня своей невозмутимостью. — И причину, по которой вы обращались, помню. Однако на тот момент я сделал все возможное, чтобы помочь вам с супругой. Несмотря на запущенный случай, у Елены, насколько я знаю, родилась дочь. Значит, ЭКО в немецкой клинике прошло успешно. Какие ко мне могут быть претензии? — впивается в меня изучающим взглядом.

Шумно вбираю носом воздух и тяжело выдыхаю. Я настолько зол в данный момент, что похож на дракона, готового извергнуть пламя — и сжечь клинику к чертям. С трудом привожу себя в чувства, чтобы продолжить разговор.

— Как вы объясните то, что биологическая мать моей дочери — совершенно другая женщина? — припечатываю врача фактами. — И что у нее родились близняшки, одну из которых она якобы потеряла? Какие махинации вы проводите в своем репродуктивном центре?

Разъяренный, я вкратце пересказываю все, что нам со Снежаной удалось выяснить. И слежу за реакцией Абрамова. Ожидаю увидеть страх, панику, раскаяние — да что угодно, но не то, что происходит на самом деле.

С каждым моим словом лицо врача удивленно вытягивается. Дослушав, Валентин Александрович хмурит брови так, что они едва не соединяются в одну линию, и задумчиво постукивает ручкой по поверхности стола. И в момент, когда мне это надоедает и я сам готов взорваться, он вдруг произносит:

— Я говорил вам тогда, повторю сейчас, — четко выделяет каждое слово. — Шансы вышей супруги на зачатие были ничтожно малы. Врожденная патология и нарушение гормонального фона не позволяли ей забеременеть естественным путем. Терапия и другие методы не принесли никаких результатов. Поэтому единственным выходом могло стать ЭКО. Но не стопроцентным. Я намеренно рекомендовал вам клинику в Германии. И врача, которого знаю лично. Вы, в свою очередь, все договоры пропустили через своих юристов, — упрекает меня в недоверчивости. Но он прав: бумаги были в порядке. — Дело не только в специалистах и оборудовании, которые в Германии, безусловно, на высшем уровне… — кривлюсь скептически на этой фразе, — …но и в том, что доктор Вебер, который вас вел, никогда бы не пошел на подлог. И у вашей тещи не имелось конкретно на него никаких рычагов влияния. В этом я убежден.

— Что вы имеете ввиду? — напрягаюсь я. — Говорите прямо.

— У нас со Светланой Григорьевной всегда были напряженные отношения. Я не разделяю ее… кхм… методов, — продолжает юлить, но я не выдерживаю и бью кулаком по столу так, что дерево жалобно скрипит. — Вы не там ищете, Вадим Дмитриевич. Советую вам проверить отделение, которым заведует ваша теща. А заодно все ее связи в медицинской сфере.

— Не беспокойтесь, я залезу в любой, даже самый дальний и темный угол. И проверю каждого, — рычу я, но зерно сомнения Абрамов все-таки посеял в моей душе. — В том числе и вашу «кристально чистую» немецкую клинику, — издевательски цежу. — Пожалуй, с нее и начну, пока вы не успели предупредить коллегу-мошенника, — поднимаюсь с места.

— Не спешите обвинять, не разобравшись, — следует моему примеру репродуктолог.

Мы оказываемся друг напротив друга, на одном уровне, но он смело выдерживает мой испепеляющий взгляд.

Моя профессия наложила свой отпечаток — и я вижу людей насквозь. Странно, но Абрамов ведет себя так, будто действительно верит в собственную невиновность. Что касается тещи… Светлана Григорьевна тогда, два года назад, отчаянно настаивала на смене репродуктолога и была против ЭКО в Германии. Собственно, ее недовольство отчасти и повлияло на мой выбор. Ведь я все сделал вопреки ее «ценному мнению». Однако где-то ошибся…