Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Гнев просочился из раны, пробитой в моей гордости. Я слегка обмякла в его хватке и опустила глаза на его плечо, чтобы избежать его осуждающего взгляда.

— Я не знала.

Он резко вздохнул, его теплое, пахнущее вином дыхание коснулось моего лица, когда он удивил меня, притянув меня к себе во внезапном объятии. Его руки чуть не раздавили меня, ярость все еще ощущалась даже в нежном выражении лица.

— Для умной женщины ты можешь быть очень слепой.

Я вырвалась из его объятий, лицо пылало, кожу кололо от стыда.

— Прости меня за то, что я хоть на мгновение подумала, что мужчина может проявить ко мне искренний интерес. — я слегка поморщилась, осознав уязвимость своих слов.

Некоторый антагонизм, вибрирующий в Данте, затих, когда его выражение лица превратилось в мрачную задумчивость. Когда он снова потряс меня за плечо, это было почти нежно.

— Елена, — сказал он с явным раздражением. — Ты самая сложная женщина, которую я когда-либо знал. Такая стойкая и сильная, прирожденный боец, потому что жизнь научила тебя выживать, и это прекрасно.

Я отстранилась от него, отступив назад, потому что внезапно мне стало трудно дышать. Он отпустил меня, но его глаза впились в мои, заставляя увидеть искренность, услышать слова, которые, как я знала, уничтожат меня.

— И все же ты так боишься, — сказал он низким голосом, его слова поползли через пространство ко мне, как медленное движение густого, зловещего тумана. — Ты так чертовски боишься быть мягкой и нежной, потому что весь шелк под твоей броней так легко разорвется в чужих руках. Эта неуверенность ослепляет тебя к правде. Она разъедает доброту в тебе. Если бы ты видела то, что вижу я, когда смотрю на тебя, ты бы никогда больше не сомневалась в себе. Тебя бы не обманула легкая лесть какого-нибудь stronzo [74] вроде ди Карло, заставив думать, что он достаточно хорош для тебя.

— О, — выпалила я, вскидывая руку, словно мои слова были ножом, которым я могла владеть. — И я полагаю, что так оно и есть?

Его взгляд был нервирующим, не моргая, он смотрел на меня с такой темнотой, что я потеряла дорогу в черном лабиринте этих глаз. Наконец, он пожал красноречивыми итальянскими плечами и засунул руки в карманы, как бы сдерживая их.

— Forse [75].

Я покачала головой, туда-сюда, туда-сюда, не в силах остановиться, потому что ни на секунду не хотела забыть о своем отрицании.

— Не говори глупостей.

— Я предпочитаю романтику, — предложил он, высмеивая меня, как делал всегда.

Только на этот раз это было не смешно.

Это было опасно и потенциально смертельно.

Я отступила еще на шаг.

— Я твой адвокат, Данте. Не более того.

— Ты была чем-то большим с того момента, как я тебя встретил, — возразил он, шагнув вперед, преследуя меня шаг за шагом через весь кабинет. — Ты была сестрой моей лучшей подруги, женщиной, которой она восхищалась больше всего на свете. Как я мог не быть заинтригован? А потом ты увидела меня в больничной палате, и я подумал, что ты будешь драться со мной там, чтобы защитить ее. Но только когда ты прижала меня к стене своим маленьким кулачком в моей рубашке и пригрозила мне смертью, если я хоть раз обижу Козиму, я понял, что ты нечто особенное. Настоящий lottatrice [76], женщина гладиатор.

Мы оба находились уже в другом конце кабинета, за входом у задней стены с книгами. Я сделала еще один шаг назад, и мой позвоночник ударился о полки. Данте оказался на мне в следующее мгновение, его тело стояло в сантиметре от моего, но его рука, как казалось, нашла мое горло и обхватила его, его большой палец почти успокаивающе поглаживал мой пульс.

Он наклонился ближе, и его глаза стали для меня всем миром.

— Как такой мужчина, как я, может устоять перед такой женщиной?

— Старайся сильнее, — посоветовала я, но воздействие моих холодных слов было ослаблено тяжестью дыхания и бешеным биением пульса о подушечку его большого пальца.

— Хоть раз в жизни будь смелой, — потребовал он. — И, возможно, я дам тебе то, о чем ты слишком напугана, чтобы просить меня.

— Я хочу уйти.

— Нет, — мрачно промурлыкал он. — Нет, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя до потери сознания, не спрашивая твоего разрешения. Если я не спрошу, тебе не придется притворяться леди и говорить «нет».

Моя сердцевина сжалась от этой мрачной провокационной мысли, разум прокручивал фантазии быстрее, чем я могла их подавить. Его руки развернули меня, толкнули в книги, расстёгивая перламутровые пуговицы по всей длине моей рубашки. Его зубы оказались на моей шее, пригвоздив меня к месту, когда он расстегнул мои брюки и отправил их на пол у пяток, затем резкий рывок атласа на моих бедрах, когда он сорвал с меня нижнее белье и пальцами раздвинул меня для своего члена. Он брал меня без подготовки, проникая в меня короткими мощными толчками, пока я не раскрывалась вокруг него, пока не вскрикивала, когда он насаживался до упора.

Воздуха в легких было мало, и я пыталась регулировать дыхание, повернув голову в сторону, чтобы Данте не увидел желание, которое, как я знала, вспыхнуло в моих глазах неоновыми огнями. Рука на моей шее переместилась вверх и взяла мой подбородок, наклоняя лицо назад и вверх, чтобы он мог заглянуть в него.

Его черты лица были покрыты тенью, его красота была суровой и сильной в слабом свете. У меня перехватило дыхание от контраста между свирепостью тела, стоящего прямо над моим, и тем, как нежно он обхватил мой подбородок. Его ночные темные глаза поглотили меня, когда он смотрел в меня, сквозь меня, за каждый щит, который я старательно создавала.

— Coraggio, lottatrice mia [77], — мягко уговаривал он.

— Позволь мне показать тебе все способы, которыми мужчина может ценить женщину, — продолжал он, проводя носом по моей щеке к уху, где он быстро взял мочку между зубами, резко стиснув ее, отчего я задохнулась. — Позволь мне научить тебя всем способам, которыми ты можешь ценить меня.

Беспомощно откинув голову назад, я прислонилась к книгам, давая ему лучший доступ к моей шее, мои пальцы бесполезно дрожали по бокам.

Dio mio [78], я хотела его с остротой, которой не чувствовала годами.

Нет, это ложь, которую я не могла проглотить.

Я никогда не чувствовала ничего подобного. Этого всепоглощающего, всеохватывающего рвения, которое пронзало меня с каждым ударом сердца, как удар молнии. Я хотела припасть к этому мужчине-зверю и увидеть все способы, которыми он мог вернуть мое тело к жизни.

Он поцеловал мое горло, всего лишь прикосновение шелковистых губ к теплой коже, но от этого мне захотелось плакать. Когда в последний раз кто-то прикасался ко мне с таким благоговением?

Никогда?

Но это было нечто большее, чем сексуальное. Этот простой поцелуй пустил корни сквозь мою плоть и кости, глубоко в самый центр груди, где они неподатливо обвились вокруг моего хрупкого сердца.

Поцелуй был добрым.

Вот и все. Так просто и так проникновенно для меня.

Данте проявил ко мне доброту, глубины которой я так мало испытала в жизни.

Это был удар по уже пробитым стенам, защищавшим мое сердце, тело и разум от незваных гостей, и это был последний удар, который я могла выдержать. Со звуком, который был наполовину рычанием, наполовину криком, я оттолкнула Данте, упершись обеими руками в его стальную грудь.

Он отодвинулся скорее благодаря моему намерению, чем силе. Я заметила, что он тяжело дышит, что в промежности его черных брюк образовалась внушительная складка, на которую я не позволила себе обратить внимание более чем на наносекунду.

— Елена, — сказал он, всего одно слово, всего лишь мое имя, но в нем было множество обещаний, приглашений.