Елена Гайворонская - Круговой перекресток

– Мам, – сказала я, – у нас ничего не было, честное слово. Но я все помню про презерватив и прочее. Не волнуйся, я не дурочка.

– К сожалению, не только дурочки попадают в неприятные истории… – Мама печально улыбнулась и обняла меня за плечи.

Бабушка на кухне тоже высказала свое мнение:

– Не упусти шанс. Хоть поживешь по-человечески.

– Ба, – сказала я, – мы знакомы всего ничего. Конечно, он мне нравится, но я не уверена, любовь ли это.

– Любовь-морковь, – отмахнулась бабушка, – это все книжки. В жизни по-другому. Стерпится – слюбится. Будешь жить, как королева, ни в чем себе не отказывать. – И, понизив голос, добавила: – У меня до войны жених был, хороший парень. Погиб на фронте в первые дни. А после войны деда твоего встретила. Не могу сказать, что я в него по уши влюбилась. Но посмотрела: человек образованный, надежный, непьющий, с положением. А я кто? Девка деревенская полуграмотная, все приданое – койка в бараке? В царские времена меня бы к нему на порог не пустили. Ну и вышла. И прожили, дай Бог каждому. А другие по любви выходили и разбегались. Послушай меня: рай в шалаше большевики-начальники придумали. А сами вон в хоромы заселились. В очередях с талонами их не увидишь…

Бабушка снова загремела сковородками, а я ушла с кухни, подавленная внезапным откровением: не было у них с Георгием никакой романтической лавстори. То есть с его стороны, наверное, были чувства, а с ее – в лучшем случае симпатия плюс расчет деревенской девушки, не пожелавшей куковать век в холодном бараке с сортиром на улице в ожидании неземной любви. Для нее, нищей сироты из разоренной войной деревни, отдельный полуподвал с удобствами был пределом мечтаний, как для меня небоскреб, иномарка, Париж… Кто вправе осудить?

И только по ночам в тихой холодной комнате сотканная из тьмы и тюля эфемерная Алекса – мое второе «я», – шептала, что резвый бордовый фольк, цветы и вечеринки, подарки, веселая беззаботная жизнь – все это не стоит того, чтобы заложить не только тело, но и душу. Я гнала ее прочь, мне была невыносима мысль о том, что я становлюсь одной из тех героинь нового времени, которые обменивают себя на тряпки, ужины, красивые жесты и дорогие игрушки для взрослых девочек, в свою очередь становясь живыми куклами для больших богатеньких мальчиков. Ну уж нет, моя душа бесценна. Она достанется тому, кто сумеет ее отыскать. Пусть это будет Артем. Пусть…

В марте Артему исполнялось двадцать, о чем он не преминул торжественно объявить, приглашая меня отпраздновать знаменательное событие в кругу избранных, в новом клубе, который открыл отец друга. Друг этот мне не нравился: пошловатый самодовольный сноб Миша, именовавший себя Майклом, подружки у него были под стать – пустоголовые куколки, но клуб оказался неплох – просторный танцпол, хороший звук, остроумный ди-джей, уютный барчик, вкусные коктейли. Каждый вечер клуб осаждали толпы страждущих ночных развлечений. Мы же, как белые люди, проходили с черного хода.

– Что тебе подарить? – поинтересовалась я.

Артем привлек меня к себе, многозначительно посмотрел в зрачки, обвел указательным пальцем контур моих губ и чуть осипшим голосом произнес:

– Лучший мой подарочек – это ты, – улыбнулся, но взгляд серых с оливковым отливом глаз оставался серьезным – тяжелым, потемневшим, обволакивающим, исполненным плохо скрываемого желания. Я невольно отвела глаза.

В клубе было дымно, шумно, людно. Круг избранных составил человек десять – «нужные» пацаны и их манерные девушки. Майкл на этот раз привел роскошную брюнетку в алом платье-комбинашке, называвшую себя Лионеллой (шепотом Артем открыл секрет, девушку звали Леной). Лионелла, томно поводя красивыми оголенными плечами, поведала, что работает в «шопе» (насколько я поняла, это английский эквивалент магазина), обожает мартини, книги про Анжелику, группу «Ласковый май» и фильмы с участием Ван Дамма. После третьего мартини Лионелла стала жаловаться на нехороших мужчин, которые ее используют, и попросила Майкла проводить до туалета, потому что она боится заблудиться и быть изнасилованной. Парочка удалилась.

Артем прожег меня взглядом, заключил в кольцо жарких рук и возбужденно прошептал:

– Уедем?

– Неудобно…

– Все нормально… Прошу тебя, я так хочу побыть с тобой вдвоем… – настойчиво продолжал Артем. – Имениннику нельзя отказывать.

– Хорошо, – сдалась я.

– Я хочу тебе кое-что показать. – Артем распахнул дверцу машины.

– Ты же пил, – запротестовала я.

– Вовсе нет, – покачал головой Артем, – только безалкогольное пиво. Ты так увлеклась беседой, что не обращала на меня внимания. Садись.

– Куда поедем?

– Увидишь… – Его губы дрогнули, дыхание участилось.

Бордовый фольк мчал меня навстречу неизвестности. Сердце бешено колотилось, грозило выпрыгнуть и порвать шелковую блузку, ноги в легких туфлях медленно стыли. От кончиков пальцев холод поднялся к коленям, обнял бедра, прокрался к талии, и скоро всю меня бил предательский озноб.

Я прекрасно понимала, к чему все клонится, что в конце концов должно произойти между мной и Артемом. Вспомнила наставления Крис, что главное начать, а дальше будет в кайф, и твердо решила расслабиться и получить удовольствие.

– Круговой перекресток, – объяснил Артем, иногда посвящавший меня в азы водительского мастерства, – въехать на него запросто, а выехать гораздо сложнее. Не хлопай ушами, а то так и будешь наматывать круги до бесконечности.

– Все как в жизни, – подумала я вслух.

Артем удивленно покосился, но ничего не сказал.

Приехали.

Я обреченно шагнула в мартовский вечер. Коты в подворотне оглушительно пели серенады.

– Где мы? – спросила, оглядываясь по сторонам. В этом районе Москвы, города-монстра, в котором можно прожить всю жизнь и не знать половины, я еще не была ни разу.

– На «Речном». У меня здесь собственная квартира. Из окна потрясающий вид. Тебе понравится.

Потрясающий вид из окна

Мы вошли в подъезд стандартной кирпичной башни, лифт домчал до верхнего четырнадцатого.

В квартире стоял душноватый полумрак – из-за задернутых штор и разогретых солнцем стен. Вокруг царил типично холостяцкий хаос. Артем горделиво объявил, что убрался к моему приходу.

– Ты здесь живешь? – спросила я.

– Вообще-то я живу с родителями, а здесь бываю… Встречаюсь с друзьями…

– Девушками, – лукаво продолжила я.

– Со дня нашего знакомства никаких девушек, – клятвенно заверил Артем, привлекая меня к себе.

– Ты обещал потрясающий вид, – невольно отстраняясь, напомнила я.

– Да, конечно, – спохватился он, – гляди!

Я вышла на балкон, и мое сердце восторженно подпрыгнуло. Впереди простиралась ровная серо-голубая речная гладь с деловито снующими маленькими белыми пароходиками, берега окаймляла изумрудная зелень деревьев, а унылые пятиэтажки сверху казались крохотными и симпатичными, будто сделанными из картона на огромном макете. Все это великолепие освещалось маревом заката. Душный город-муравейник с его серыми буднями, суетой и хмурью остался где-то далеко внизу. Здесь даже воздух был иным: пьянящим, разреженным, лишенным гари и городского смрада. По крайней мере, мне так показалось.