Елена Гайворонская - Круговой перекресток
Борис Егорович травил бородатые анекдоты, подливал себе и папе водки из серебряного графинчика, поминал юность в Сокольниках, рассказывал, как мальчишкой крутился в автопарке, за копейки мыл машины, чтобы помочь матери, растившей его без отца, и мечтал стать водителем.
– А о собственной машине я тогда и мечтать не смел, да-а. – Он улыбнулся. – Золотое было время!
– Нашел что вспоминать. Как в грязи возился, – фыркнула Вера Игоревна.
Я подумала, что я на его месте осадила бы сварливую супругу, но Борис Егорович лишь весело отмахнулся.
– А у тебя, Сашенька, какие планы на будущее? – с елейной улыбкой повернулась ко мне Вера Игоревна.
– Взобраться на небоскреб ценой минимальных потерь, – сообщила я.
– То есть как это – на небоскреб? – наморщив лобик, переспросила хозяйка.
– Саня… – укоризненно проговорила мама, – прошу, оставь свои шуточки. Нормальным людям они непонятны.
– Хорошо, – вздохнула я. – Собираюсь как можно скорее выскочить замуж и нарожать кучу детей.
Папа поперхнулся, мама принялась стучать ему по спине, параллельно испепеляя меня взглядом.
– Нормальное женское желание, – понимающе кивнула Вера Игоревна.
– А наш оболтус только развлекается на папины деньги, – недовольно сказал Борис Егорович. – Не учится, не работает…
– Что ты такое говоришь?! – возмущенно подалась грудью вперед Вера Игоревна. В ее голосе прорезались визгливые нотки. – У нас замечательный сын! Умный, талантливый, красивый, внимательный… Таких, как наш Тема, поискать! Когда еще погулять, как не в молодости?
– Ну-ну, – промычал Борис Егорович и уткнулся в тарелку.
Французские каталоги были пролистаны, новая сумка из самого Парижа Верой Игоревной великодушно обещана, пора было и честь знать. Я посмотрела на часы. Если потороплюсь, успею перехватить Зайку и Крис в центре. Я поднялась, поблагодарила хозяев за гостеприимство, сообщила, что отбываю на курсы по вышиванию бисером. И попросила разрешения воспользоваться телефоном.
– Ты же в библиотеку собиралась, – простодушно напомнил папа.
– Правильно, с курсов в библиотеку. – Я накручивала номер. – Рано не ждите.
Зайку я поймала в дверях и сообщила, что выезжаю, чтобы присоединиться к компании. Зайка ехидно похихикала, дескать, слишком скоро улепетываю из гостей, и сказала, что они с Крис будут ждать меня на Пушке возле памятника.
Пока я объяснялась с Зайкой, раздался звонок в дверь. Вера Игоревна поспешила открыть и радостно заголосила:
– А вот и Темочка вернулся!
Мне осталось быстро повесить трубку и поприветствовать дежурной улыбкой Темочку – коренастого, коротко стриженного блондина, нависшего в дверном проеме.
– Артем, ну почему так долго, тебя все заждались, Сашенька уже уходит! – манерно завела Вера Игоревна.
Я попыталась проскользнуть мимо квадратного Артема, но тот весьма бесцеремонно удержал меня за локоть:
– Чё так скоро?
Пришлось отцепить Темочкины пальцы от моего локтя и вежливо объяснить, что, собственно, его я особенно не ждала, зашла посмотреть каталоги, а сейчас очень тороплюсь.
– Куда, если не секрет? – полюбопытствовал Артем.
Я окинула его внимательным взглядом, от белесой макушки ежиком до мысков новеньких найков, отметила невысокий рост, не слишком выразительные глаза, мясистый нос, кривящиеся губы, прыщик на скошенном подбородке, короткую крепкую шею, перехваченную, как ошейником, золотой цепью, остромодный пятьсот первый «Ливайс», ужасные белые носки… Сложила увиденное воедино и решила, что Темочка не в моем вкусе, а значит, можно не церемониться.
– На романтическое свидание, – сказала в тон. – Ну, пока.
Артем вопросительно хмыкнул и предложил:
– Хочешь, подвезу?
– На папиной машине? – не удержавшись, съязвила я. – А разрешит?
– Почему на папиной? – немного обиделся Артем. – У меня собственный «фольксваген».
– Да-да, – промурлыкала Вера Игоревна, – Темочка превосходно водит!
Вероятно, не было в мире ничего, что Темочка не делал превосходно.
– Мам, – поморщился Артем, – сколько раз просил не называть меня Темочкой…
Бордовый «фольксваген» Артема был не новым, но во времена, когда простенькая «шестерка» считалась символом успешности в жизни, а новая девятая модель – пределом мечтаний честного россиянина, приземистая иномарка смотрелась нынешним «майбахом». Потертый кожаный руль, широкий салон фолька, специфический автомобильный запах, мелькающие огни за окном порождали в неискушенном девичьем сознании неожиданные грезы. Я вдруг представила, как подъезжаю к институту, изящно выпрыгиваю из машины на тоненьких шпильках, в летящем белом пальтишке под восхищенные ахи сокурсниц… В реале тонкие шпильки и летящее белое пальто не выдержали бы поездки на метро с двумя пересадками, одна из которых приходилась на «Комсомольскую», славную тремя вокзалами и огромной толпой приезжих с грязными тюками наперевес. Равно как моросящего дождя, нечищеных обледеневших тротуаров.
Провалившись в полусон-полуявь, я не сразу поняла, о чем меня спрашивает Артем.
– У тебя правда свидание?
– Это имеет значение? – отозвалась я рассеянно.
– В общем, да.
– Почему?
– Потому что я хотел бы с тобой встретиться еще раз, – немного смущенно произнес он.
– Тогда тем более это не имеет никакого значения, – отозвалась я. – Имеет значение, захочу ли я встретиться с тобой. Только и всего.
– А ты захочешь? – поинтересовался Артем.
– Возможно, – уклончиво ответила я.
– Ты не слишком много из себя строишь? – несколько уязвленно проговорил он.
– Нет, напротив, – хмыкнула я. – Думаю, моя самооценка несколько занижена и ее пора подкорректировать. А ты привык, что девчонки прыгают к тебе в машину, стоит пальцем поманить?
Артем рассмеялся и признался:
– Ну, да.
Впереди замаячила Пушка.
– Ну, так что, оставишь телефончик? – напомнил Артем.
Я медлила. Артем не был героем моего романа и принцем из девичьих грез. Но у него был бордовый фольк…
Новые чувства
На лекции по древнерусской литературе на предпоследней парте мы втроем обсуждали новости прошедших недель. У Крис появился новый друг из театральной богемы, и она потчевала нас свежими сплетнями из жизни знаменитостей. Новый бой-френд купил Крис сумочку, сережки с сапфирами и собирался свозить на уик-энд в Сочи. Не то чтобы Крис сама не могла позволить себе сумку и золото, просто консумация была ее страстью. Крис искренне полагала, что глубина чувства мужчины к женщине проверяется материальным эквивалентом, и глубоко оскорблялась, если не получала тому подтверждения. Возможно, это убеждение брало начало в отношениях Крис с собственными родителями, которые после развода словно соревновались в любви к дочери, но проявлялось это соревнование в дорогих покупках. Если папа привозил Крис курточку из новой коллекции какого-нибудь именитого парижского дома, мама тотчас покупала для дочки сапожки или юбку.
