Роуз Шепард - Любовь плохой женщины
Однако Джанет, сделав столь неопределенное приглашение, тут же взмахом руки отменила его. (Подумав, она решила, что Пол, может, не будет так уж рад сидеть за одним столом с наемной работницей.)
— Хотя боюсь, — пошла она на попятный, — тебе слишком далеко добираться. И у тебя наверняка все дни расписаны.
— В общем, да… — усмехнулась Кейт, засовывая банкноты в задний карман джинсов, откуда потом она сможет достать их только с огромным трудом. — Не забывай удалять засохшие цветки, как я тебе показывала, — напомнила она через плечо, когда Джанет провожала ее до машины. — Только не просто обрывай их, а обламывай на стыке.
Когда она ехала домой, то приоткрыла окно, чтобы ветер сдул ее излишне решительный настрой. Кейт отказалась от своего недавнего решения, от своих высоких побуждений, от замысла освободить бедного Алекса от обязательств. Боковым зрением она увидела, как ее намерения пролетели над придорожной деревушкой.
Вместо этого она решила, что Алексу просто чаще надо выбираться из дому по вечерам. Дома в Тутинге ему нечем было себя занять. Очень хорошо. Она была готова к такому повороту событий: в строительной компании у нее были сбережения, на которые можно будет купить ему машину.
И к тому времени, когда Кейт свернула на Лакспер-роуд, эта идея уже четко оформилась в ее голове, она даже определилась с моделью машины (для Алекса она бы предпочла «фольксваген-битл» — хорошо сконструированный, надежный, но не слишком быстрый, неопасный).
Она припарковалась, как всегда неумело, натолкнувшись на крутой поребрик, и вышла из машины.
Перед ее калиткой стояла девочка с лохматой собачонкой. Ее тонкие руки, большие глаза, поношенное платье были такими трогательными, что она казалась сошедшей с картины художника-сентименталиста. Она была олицетворением бездомного детства. Ее портрет в газетах, несомненно, поспособствовал бы всплеску благотворительности. Но это была не бездомная сирота. Это была всего лишь…
— О, Джуин, — ласково окликнула ее Кейт. — Какой приятный сюрприз! Ты давно ждешь? А я работала. В Путни. И я не ждала… Тебе надо было сначала позвонить, мы бы договорились о времени. До шести я редко бываю дома. — На ее лице появилось выражение озабоченности; сощурившись, она пригляделась к лицу Джуин. Аллергия? Или девочка плакала? Если так, то легко догадаться, в чем дело. Наверняка рассорилась со своей невозможной матерью.
Слегка раздувшись от тщеславия, от удовлетворения, что, по крайней мере, с родительскими обязанностями она справлялась лучше некоторых, Кейт была уже готова, метафорически выражаясь, принять Джуин под свое крыло. Она усадит ее, нальет колы и скажет: «Ну, рассказывай тетушке Кейт, что там у тебя стряслось». Она будет сама терпимость и здравомыслие, выступая в защиту Элли, такой трудолюбивой, такой талантливой, такой увлеченной своим делом, у которой, разумеется, было доброе сердце, какой бы самолюбивой, легкомысленной или высокомерной она порой ни казалась.
Джуин нагнулась, чтобы взять на руки своего пса — лающий и брыкающийся комочек. Она прижала его к груди, словно защищая от кого-то, покачала его немного, потом застыла на секунду неподвижно, собираясь с духом, собирая разгулявшиеся эмоции. Она подняла голову и посмотрела на Кейт почти с вызовом. Когда она наконец заговорила, в ее голосе были слышны обвинительные ноты.
— Кейт, — произнесла она хриплым неровным голосом, — мне кажется, ты должна это знать.
— Что? — Кейт невольно сделала шаг назад, словно отодвигаясь от чего-то, что может вот-вот взорваться. Она непонимающе смотрела на Джуин. В первый раз ей пришло в голову, что девочка, может, была не в себе.
— Мне кажется, ты должна знать, — повторила Джуин. Она закусила дрожащую губу, потом судорожно вздохнула. — Ты должна знать, — торопливо закончила она, — что происходит под твоей крышей. Прямо у тебя под носом. Думаю, у тебя есть право знать, что делает Наоми.
Глава пятая
Кейт встала в очередь в ту кассу, где обслуживались покупатели с малым количеством покупок. Это была очередь для тех, кто, как и она, расплачивался наличными, кому для покупок хватало корзинки и у кого не было никакой личной жизни. Не для нее теперь были большие тележки, нагруженные разнообразной бакалеей, изысканной гастрономией и громкоголосыми малышами в бейсболках. Она была одинокой. Ручки корзинки больно впивались ей в пальцы. И это унизительное стояние в очереди для одиноких ей приходилось испытывать ради того, чтобы приобрести скучнейшие товары первой необходимости (жидкость для мытья посуды, туалетную бумагу, корм для кошек, растворимый кофе), а не что-нибудь более интересное (козий сыр, каперсы, высушенные на солнце томаты или итальянское белое вино).
«Люди в депрессии, — сказала она себе, — никогда не должны ходить в супермаркеты». В ее нынешнем состоянии (не то чтобы в депрессии, но как минимум в расстроенных чувствах) это решение показалось ей почти таким же мудрым, как конфуцианские заветы.
Столпотворение в магазине чуть не довело ее до слез. Она раздраженно топталась вокруг полок и холодильников, все подступы к которым были захвачены совещающимися семьями. Она подпрыгивала от нетерпения, пока они выбирали одну из двух идентичных банок с фасолью или решали, какую марку нежирного молока предпочесть дюжине остальных. Она шипела и кидала убийственные взгляды на хозяев тележек, перегородивших все проходы и мешавших ей пройти. В то же время с координацией движений у нее сегодня было что-то не в порядке, и она непрестанно билась об острые углы, натыкалась на твердые препятствия. И где-то между десертами и морожеными овощами она не выдержала. Окруженная вареньями, соусами, консервированными рисовыми пудингами, она остановилась и сказала вслух: «Я больше не могу», — и действительно не могла сдвинуться с места целую минуту.
Теперь, стоя в очереди в кассу, она закрыла глаза и стала слушать, как где-то неподалеку пронзительно ныл ребенок: «Хочу жвачку, хочу жвачку». И она задумалась, не существовало ли перечня признаков, по которым можно было определить, что у человека вот-вот случится нервный срыв.
Прошло три недели с тех пор, как ее мир развалился на кусочки. Три недели, как Джуин Шарп (то ли из добрых, то ли из злых побуждений, а может, просто не совсем осознавая, что делала) приехала сообщить то, что Кейт хотела бы услышать меньше всего на свете.
Наоми и Алекс. Алекс и Наоми. В ее мозгу эти имена отталкивались друг от друга подобно одноименным полюсам. И аналогичным образом разлетались в разные стороны ее сжимающееся сознание и невозможная правда (слово «немыслимый» казалось уместным как никогда).
