Роуз Шепард - Любовь плохой женщины
— Пожалуйста, Джуин, не надо.
— Не надо — что?
— Не надо этих подробностей. Мне и без них тошно. Такое чувство, что я отравилась. Наверняка пицца была просроченная.
— Ты хочешь сказать, тебя мучает похмелье. Что ж, поделом.
— Это не похмелье. Уж я-то знаю разницу, как ты думаешь? Я еще подумала вчера, что креветки пахли как-то странно.
— Интересно, почему это я чувствую себя прекрасно, а? Я ведь ела те же креветки, что и ты.
— Да потому что у тебя железный желудок, а у меня слабый. Это все из-за матери. Она всегда была зациклена на чистоте. За неделю она переводила галлоны хлорки, не меньше. Это была не просто причуда, а прямо-таки паранойя какая-то. Сыр чуть заплесневел — на помойку. Овощи мылись так, что от них почти ничего не оставалось. Откуда в таких условиях у меня мог появиться здоровый иммунитет, как у всех нормальных детей? Меня лишили моей порции грязи. — Элли, внезапно уяснив для себя, что она пала жертвой преступного небрежения, мстительно обвинила во всем злополучную Сибил.
— Бедная бабушка. Все, что она делала, она делала не так.
— Что ты все «бедную бабушку» жалеешь? А как же бедная я?
— К обеду все пройдет, я не сомневаюсь. Тебе принести аспирина? Или витамина С?
— Погоди. — Двумя пальцами Элли попыталась приподнять одно веко. — Воздух глаза режет, — простонала она.
— Да, похоже, тебе совсем плохо.
— А как начет этого ленивого педика, этого хулигана, что ходит сюда и делает вид, что убирается? Он соизволил сегодня появиться?
— Тревор? Он пьет чай.
— Я плачу ему не за то, чтобы он рассиживался тут целый день за чаем.
— Вообще-то он сегодня уже очень много сделал. Натер лестницу, причем очень тщательно.
Джуин повернулась к окну спиной, уселась на подоконник и, опираясь руками, стала раскачиваться взад и вперед. Голова Элли закружилась еще быстрее.
— Прекрати, прошу тебя, — взмолилась она.
— Что?
— Раскачиваться. У меня голова кругом идет.
— Прости. — Джуин перестала качаться и несколько секунд сидела, покусывая губы. Потом протянула: — Ма-ам?
— Что-о? — передразнила ее Элли. — Слушай, будь солнышком, передай мне зеркало с комода.
— Сейчас. — Джуин соскользнула с подоконника, пошла к комоду за зеркалом, и вдруг задумалась о сути бытия. Она задумалась о загадочности «я», попыталась представить, каково это посмотреть на амальгамированное стекло и наткнуться на взгляд самовлюбленных ясных голубых глаз Наоми Маркхем; или увидеть, как тебе подмигивает накрашенная шикарная Элейн Шарп; или встретить там служанку при дворе Клеопатры. И ей пришлось (пусть запоздало) признать свое поражение в споре с Тревором: действительно, человек был только тем, чем он был, или его не было вообще. Какой толк в том, чтобы метаться по вечности то в одном обличье, то в другом? Та чудесная комбинация физического и психологического, которую мы называем личностью, уникальна и случайна, смертна и неповторима. Она будет Джуин Шарп до тех пор, пока не умрет, а потом ее не будет.
Что ж, с ней могло бы случиться и что-нибудь похуже — например, она могла родиться своей матерью. А вот Элли увидела в зеркале свое помятое, со следами вчерашнего макияжа лицо и вовсе не огорчилась. Напротив, она даже улыбнулась себе одобрительно. Возможно, она испытала облегчение, узнав, что все еще жива. А может, ее близорукость была ее благословением.
— Наоми теперь будет жить у нас или как? — спросила Джуин.
— Ни в коем случае. Моя терпимость не безгранична. А что?
— Значит, она вернется к Кейт?
— На некоторое время. — Элли сморщилась. Но не только потому, что внутри ее черепа кто-то бил в барабан, но и потому, что сознание и память полностью вернулись к ней. Как она сможет все объяснить?
— У меня появилась одна идея…
— Не сейчас, ладно, Джуин? Твоя идея не может подождать?
— Ты ведь собираешься в Италию на две недели, так?
— Ну да, и что?
— Я подумала, может, Наоми пожить в это время у нас.
— О, к тому времени, я надеюсь, она уже решит свои проблемы. Вчера она как раз мне сказала, что у нее появилось кое-что на примете.
— Но если ей все еще некуда будет деваться, то пусть она поживет здесь.
— Не думаю, что ей будет интересно присматривать за тобой, радость моя. И вообще, мне казалось, что ты не выносишь ее.
Джуин пожала плечами:
— Две недели я бы потерпела ради такого случая. То есть если уж приходится выбирать между ней и Люси Горст. Между тем, чтобы поехать в Шотландию или остаться в Лондоне. И, кроме того, Кейт и Алекс хоть немного передохнут.
— Джуин, солнышко. — Секунду-другую Элли смотрела на дочь больными глазами. Потом она похлопала рукой по одеялу рядом с собой. — Сядь-ка сюда. Мне надо кое-что тебе сказать.
_____Вторую половину дня Кейт провела у Фробишеров в Путни. Сначала она приводила в порядок разношерстную конгрегацию терракотовых кадок, старых горшков, каменных сосудов и урн в садике позади дома, а потом в очередной раз сажала цветы в подвесные ящики под окнами — Джанет Фробишер была слишком невнимательна, чтобы заниматься поливом, и цветы в ящиках целых семь недель доблестно боролись с обезвоживанием; иссушенная пеларгония еще взмахивала кое-где красным флагом, но тщетно. Джанет в общем была симпатична Кейт. Это была высокая женщина со светлыми волосами, питавшая пристрастие к неярким индейским тканям. Она напоминала экзотическую подушку, которая слишком долго пролежала на солнце. У нее был ленивый, блуждающий взгляд, придающий ей рассеянный вид, и целый выводок детей, чьи имена она неизменно и невозмутимо путала. Она была нетребовательным (чтобы не сказать — небрежным) клиентом.
В какой-то момент, когда Кейт высаживала кусты розовой герани, к окну с другой стороны подошла Джанет с двумя желтыми котятами на руках. Она безмолвно показала их Кейт, и женщины обменялись через стекло улыбками («До чего милые!» — говорили их улыбки). Со щемящей грустью Кейт вдруг вспомнилось, какими крохотными были когда-то Пушкин и Петал. Джанет на миг прижала котят к лицу, а потом опустила их на спинку дивана, откуда те отважно поползли вниз. Остальное же время Кейт была наедине с «Радио-4» и своими мыслями, которые беспорядочно всплывали в ее голове, как всплывают с океанского дна обломки после кораблекрушения.
«Садоводство, — говорила она сама себе, утрамбовывая землю вокруг корней стелющейся лобелии, — гораздо более тяжелая, более сложная работа, чем кажется. Люди, не занимающиеся садоводством, тратящие свое время и силы на более серьезные дела, считают, что ты просто выкапываешь ямки в земле и втыкаешь туда какую-то зелень. На самом деле они видят только самую простую и самую благодарную часть долгого процесса, который начинается вдалеке от сада — на цветочном рынке или в теплице — и который включает в себя неподъемные мешки с фунтом, неудобные горшки и подносы с рассадой, мозоли на когда-то нежных руках, острые шипы и колючки и больную спину от огромного объема кропотливой, трудоемкой подготовительной работы. А Джанет Фробишер, случайно выглянувшая на улицу во время возни с котятами, наверняка сочла, что ты занимаешься сущими пустяками».
