Томас Уайсман - Царь Голливуда
— Знаешь, когда ты говоришь что-нибудь, ты это не выдергиваешь у кого-то, из какой-нибудь низкосортной книжонки или вспомнив что-то, сказанное твоим отцом, нет, но ты обычно бываешь прав. Даже если раньше ничего не знал об этом предмете. У тебя способность понимать определенные вещи в мгновение ока. Ты отсекаешь все извилистые, промежуточные процессы, основанные на необходимости выяснить причинность, просчитанность, взвешенность, оценочность, и прибываешь к решению, минуя все предварительные стадии, через которые другие люди вынуждены последовательно проходить. Твой разум, кажется, имеет сноровку делать много быстрых связей. Это весьма забавно. Ты, по-моему, обладаешь способностью пробовать предложение на звук. Они звучат в тебе или они в тебе не звучат, не так ли? И когда ты полагаешься на это звучание, ты обычно делаешь правильный вывод. Но вот когда ты принимаешься рассуждать о вещах обычным, общепринятым способом, ты почти всегда делаешь неверное заключение, потому что для правильной, интеллектуальной разработки этих вещей у тебя маловато знаний. Это великий дар, Александр. Конечно, это весьма раздражает людей вроде меня, поскольку ты идешь непредсказуемо, игнорируя многие элементарные вещи, и в озарении видишь нечто, что мы получаем после того, как упорно корпим месяцами, читая, дискутируя и анализируя. Мы стараемся ехать на велосипеде правильно, держа руль по инструкции, под определенным, точно вымеренным углом, поскольку мы хотим предотвратить падение. А ты просто садишься, черт возьми, на седло и едешь себе.
Друзья Пауля не разделяли его веры в то, что Александр представляет из себя нечто замечательное, поскольку с ними он не отваживался вести себя так раскованно, как с Паулем. Он не мог еще правильно оценить достоинство своих идей, не мог самостоятельно выбрать между теми, что были весьма наивны или глупы, и теми, что действительно были оригинальны; кроме того, он еще потому опасался выставлять себя перед малознакомыми, что они могли сыронизировать на его счет, а это было непереносимо для его самолюбия. При Пауле никто не стеснял себя правилами хорошего тона. Потому Александр держался незаметно, стараясь не вступать в долгие и часто крайне эмоциональные споры о психоанализе Фрейда[28], например, о марксизме, русской революции, экспрессионизме, дьяволизме, капитализме в Америке, правах женщин, Чаплине, Вальтере Стаупитце, Д.В. Гриффитсе, негритянских предрассудках, Гертруде Стайн[29], Ницше[30], Джи Пи Моргане, Стефане Рейли и других известных и неизвестных субъектах. Пока бушевали эти споры, часто находящиеся на грани взрыва, Александр внимательно слушал, но ничего не говорил. В его отсутствие о нем всегда отзывались с легким пренебрежением, ибо в этом кругу такая необщительность считалась просто неприличной и даже вызывала недоумение. Никто не относил это за счет его застенчивости, которая естественна и потому простительна. Нет, все они считали, что если это и застенчивость, то именно та, что является крайним проявлением высокомерия.
Кроме студии Пауля было и еще одно место, посещаемое этой компанией — салун, прозванный "Крысиной норой". Там они могли взять кружку пива или пятицентовую порцию виски, да еще бесплатную закуску вдобавок (в тс времена в салунах еще можно было получить закуску в виде приложения к выпивке), "Крысиная нора" получила свое прозвище из-за сырости подвала, озаренного газовыми рожками, где любили собираться художники, оставляя верх ирландцам, бывшим боксерам, игрокам в покер и разным прочим типам. Подвал с запахом сырости, пролитого пива и опилок функционировал на принципе самообслуживания, еда подавалась вниз кухонным лифтом, служившим еще и переговорной трубой для приема заказов. Тарелки с бесплатной закуской стояли в верхнем зале салуна, на зеркальных полках витрины, висящей на одной из стен. Александр обнаружил, что люди неделями могут жить буквально без денег. Пауль и другие, такие же, как он, люди, всегда могли положиться на случай, который предоставит им ночлег, а в "Крысиной норе" они в любую минуту могут рассчитывать на бесплатный ланч, даже не покупая порции выпивки, — свои закуски им охотно отдавали заядлые выпивохи. Не составляло также труда завернуть лишний ланч в бумагу и унести домой, на вечер.
Было нечто, что говорило о приеме Александра в компанию Пауля: примерно через месяц после его первого появления, ему дозволено было прочитать рукопись неоконченного романа Пауля "Невинный и виновный". И когда он прочитал это, он удивился серьезности Пауля, как писателя. Но, увидев теперь несомненность его таланта, он устыдился того, что раньше сомневался в способностях своего нового друга.
Глава третья
Поздней осенью Оскар как-то явился домой неожиданно, прервав свое очередное отсутствие слишком скоро. Александр был дома один — Леушка ушла за покупками. Кашель отца на ступеньках лестницы звучал необычно: конвульсивно-лающий, такой, что, казалось, голосовые связки издают призвук, потом спазм продолжался, все усиливаясь, но уже без звука, будто вся энергия голосовых связок исчерпалась. Александр бросился открывать дверь.
— Папа! Что с тобой?
Оскар остановился в дверях, почти вдвое согнувшись от приступа кашля, на лице страшно напряженное выражение, будто он пытался ухватить в легкие хоть немного воздуха. Его прошиб холодный пот, черты лица исказились, пришли в беспорядок, как предметы на обеденном столе терпящего бедствие корабля.
— Я неважно себя чувствую, — смог, наконец, выговорить он. — Где твоя мама?
— Она вышла за покупками.
— Ладно. Думаю, мне лучше лечь.
Александр проводил отца до кровати.
— Тебе помочь раздеться, папа?
— Нет, Александр, — он коснулся холодной влажной рукой лица сына и любовно погладил его, почти так, как это делают незрячие. — Я хочу, чтобы моя Леушка поскорее пришла, — сказал он, и глаза его увлажнились.
— Папа, тебе плохо? Может, вызвать врача?
— Нет, — сказал Оскар, — никакой необходимости. Я просто устал как собака, что верно, то верно. Устал даже говорить, а это уже не смешно. Я немного посплю, с полчасика, мне нужно отдохнуть. Ты иди, Александр.
Александр вышел из комнаты, страшно боясь за его сердце и легкие. Он не знал, что делать. Может, сходить за доктором Фрайерхофом? Но тогда придется оставить отца одного. Может, попросить кого-нибудь из соседей сходить за врачом? Он никогда не разговаривал с соседями, и теперь это препятствовало ему обратиться в столь сложных обстоятельствах к ним за помощью. Может, просто дождаться прихода матери, тогда и пойти за врачом? Это лучше всего. Он довольно сильно прикусил палец, пытаясь загасить нарастающую панику. "Пожалуйста, Боже, не допусти, чтобы с папой случилось плохое, — взмолился он. — Господи! Пожалуйста, прошу Тебя. Он не видел в жизни ничего хорошего. Я так хочу, чтобы ему было хорошо. В последнее время он выглядит таким разочарованным, когда смотрит на меня, таким печальным и разочарованным. Пожалуйста, Боже, дай мне возможность изгнать эту разочарованность из его глаз!" На глаза Александра навернулись слезы, а во рту появился мерзкий привкус страха. Он вышел из кухни и стоял возле закрытой двери в спальню; он прислушивался. Ничего. Ни звука. Он продолжал вслушиваться, чувствуя, что страх улетучивается: отец спокойно спал, он понял это, как только расслышал дыхание. Просто он ослабел от того, что его прошиб холодный пот; с его склонностью к бронхитам, это истощило его; он нуждается в отпуске, в некотором времени для восстановления сил, в отдыхе без обычных забот. В этот момент Александр понял, что с радостью ограбил бы банк, если бы это было необходимо для того, чтобы дать отцу возможность полноценно отдохнуть.
