Наташа Апрелева - Посторонним В.

Мы задумали с подругой Снежаной Константиновной вместо скучного картофельного пюре или чего там, не помню, киселя? приготовить фламбе, вычитали рецепт в роскошной кулинарной книге про кухни народов мира, привезенной моим отцом из Москвы. И все шло в общем-то неплохо, единственное что – после эффектного поджигания содержимое сковородки загорелось пламенем неожиданно сильным, возникла легкая паника с криками и визгами, пока недрогнувшая отличница Горбунова не потушила пожар своим же киселем, пожертвовала. После чего мы со Снежаной Константиновной рыдали в кабинете директора и писали объяснительные.

Эта Тамара Августовна, сама того не зная, стала автором выдающейся фразы, занимающей высокое место в моем личном рейтинге «словечек». Началось все с пошитой мною самым убогим и жалким образом на уроках домоводства ночной рубашки, такое задание.

Руки у девочки Веры ветвились не из положенного рукам места, и ночная рубашка необъяснимым образом приобрела отталкивающий и даже пугающий вид: непомерно широкая, короткая, с вырезом странной многоугольной формы, о качестве швов лучше не упоминать. «Печальное зрелище, душераздирающее зрелище», – как говаривал ослик Иа-Иа, оглядывая свой тыл без хвоста.

Так вот, как я ни охорашивала свое произведение швейного искусства, лучше оно не становилось, я сильно приуныла, осознав полное поражение и провал себя как будущей подходящей жены для простого и хорошего парня. Тамара Августовна меня приободряла, она отрывисто произнесла короткую, пылкую речь: «Ах, девочка моя! Да стоит ли расстраиваться! Да какие только протори и убытки тебе не сулит наша женская нелегкая доля, каких только горестей не встретится на твоем нелегком пути, никто не укатает его асфальтом и не усыпет цветами, поверь! Я сама-то, пожила, знаю, что и как. И не с таким сталкивалась, и не после такого поднимала голову и шла вперед. Бывало, свяжешь кофту… а петли-то набрала и посчитала – неверно, и приходится все-все распускать, все-все распускать…»

Краткое и емкое выражение «бывало, свяжешь кофту…» прочно вошло в наш лексикон.

Так мы с подругами утешаем друг друга. Действует безотказно, да.

00.30

А Ше рассказывал недавно, что во время учебы в институте подрабатывал медбратом и пришел как-то ставить банки болезной старушке, сторожу местной школы, инвалиду труда, которая была ни в чем не виновата, как и все мы, и стал он эти банки фигачить, в одной руке факел, просто хромоногий Гефест, и тут каким-то образом (пролился спирт на бабушку? происки врагов?) болезная старушка вспыхнула, не хуже Муция Сцеволы, а то и лучше, потому что у Сцеволы-то сгорела одна рука, а тут…

Ше не придумал ничего более, чем упасть на пожилую достойную женщину, сторожа и инвалида труда, всем своим студенческим телом, гася синеватый неуверенный огонь. «По-моему, она не поняла вообще, что ситуация вышла из-под контроля», – глубокомысленно комментирует он свой веселый рассказ. Действительно. Подумаешь. Ну падает на тебя медбрат во время процедуры. Делов-то.

Вчера у ребенка Лизы оставались ночевать подружки, Оля и Ксюша, они колобродили до шести утра ровно, а потом разбудили меня с претензиями относительно количества подушек, неважно, так вот, звонит Ше утречком, он любит пораньше, как откроет заспанные глазочки в семь утра, так и сразу звонит и спрашивает, не купить ли мне что-нибудь в «Ашане», они с Алусиком едут. Я даже поперхнулась от неожиданности. Вежливо поблагодарила, сказав, что вот накормлю девчонок завтраком/обедом, и сама вытащусь, пошустрить насчет продуктов питания. Ше неожиданно проявил острый интерес к возрасту и количеству Лизиных гостей, обозвала его «тайным эротоманом».

01.00

Приходили днем мама с теткой, еженедельный разговор на этот раз оказался несколько скомкан из-за предстоящего визита наших престарелых польских родственников, троюродных для нашей бабушки Лэ и ее брата, теткиного мужа, и тетка дико переживает, потому что престарелые польские родственники приедут к нам впервые. Каждый раз, затрагивая эту тему, тетка страшно волнуется, начинает немного заикаться, путать слова, а также покрывается красными пятнами разной формы, и лицо, и шея, не исключено, что и спина с грудью, я боюсь за ее давление, которое и так-то. Тетке придется заселять у себя, в собственной квартире, престарелых польских родственников, хоть она этого хотела сама и своею рукою их и призвала из Польши, из города Кракова. Дядька сказал, что видел престарелых польских родственников в 1988 году, летом, и что этой встречи ему хватило надолго, даже, может быть, навсегда, и что пусть его оставят в покое, иначе он не ручается ни за что вообще. И лег на диван. Где пребывает и сейчас. Сегодня тетка объявила, что остаться в стороне от дней польской дружбы в Самаре мне, как моему негодному дядьке, который еще пожалеет, не удастся и что я ответственна за «ужин по-русски». Я немедленно переспросила:

– Это как, надеть кокошник, напиться водки и петь «Подмосковные вечера…» и «По тундре, по железной дороге…»?

– Вера. Я тебе скажу. Не думаю, что сейчас уместно как-то так шутить, и вообще… мы, наша семья, должны продемонстрировать польским родственникам, что мы храним семейные традиции и остались маленьким островком славянской культуры…

Я заслушалась тетку, с удовольствием представила себя маленьким островком славянской культуры.

– Сделаешь рыбных блюд русской кухни, обязательно блины, мать испечет кулебяку… я думаю, еще неплохо расстегайчиков, маленьких… Ну и холодец, и, конечно, щи из кислой капусты, или что? солянка рыбная на сковороде? Подумай сама, дорогая моя, меню согласуешь со мной, – деловито продолжала тетка, доставая неожиданную записную книжку размером с Первый Том Большой Медицинской Энциклопедии и что-то там черкая ручкой. – Так. И я тебе скажу. Пожалуйста, безо всяких там… фокусов… Программу вечера мы обсудим дополнительно, никаких твоих песнопений, я тебя умоляю, Вера, в прошлый раз на моем дне рождения ты трижды спела «Бродяга, судьбу проклиная… тащится с сумой на плечах…», аккомпанируя себе на пианино, причем отвратительно.

За меня вступилась мама, заявив тетке не без обиды, что я чудесно пою и что даже бабушка перед смертью только и просила меня сыграть ей на рояле и спеть «Там вдали, за рекой, догорали огни… в небе ясном заря догорала…».

– Перед смертью, говоришь? – жестоко усмехнулась тетка.

Одна моя знакомая, очень умная девочка (Мэри Эн) недавно меня спросила: сколькими несчастливыми днями ты расплачиваешься за день счастья? Вместо того чтобы поблагодарить за вопрос, я как-то всполошилась и наскоро ответила, что примерно тремя к одному.