Елена Гайворонская - Наследство
Когда в трубке раздались частые гудки, Нина вдруг почувствовала себя одинокой и разбитой. Воспоминания ночного кошмара схватили за горло цепкими костлявыми пальцами. За горло… Она машинально провела рукой по шее, точно ожидала ощутить на ней синяки от рук разъяренного любовника или мерзкую шершавость веревочной петли… Нина затрясла головой так, что зазвенело в ушах.
– Возьми себя в руки, идиотка, – приказала она себе. После приняла холодный душ и, не обременяя кожу макияжем, распахнула дверцы шкафа. Взгляд ее упал на сиротливо приютившееся в уголке светлое полупрозрачное платье на тоненьких бретельках – единственную фривольную вещь, которую она, поддавшись минутной слабости, приобрела в каком-то модном магазинчике в центре Парижа. Купила, чтобы, придя в отель, примерить его перед огромным зеркалом и, содрогнувшись от утонченного, истинно французского эротизма легчайшего шелка, забросить на чемоданное дно.
Зачем-то она подошла к окну. Все то же нахально-ослепительное солнце в нестерпимой безоблачной лазури июльского неба. Нина вдруг так явственно, будто могла видеть сквозь окружавшие бунгало деревья, представила отель. Главный бассейн. Бар. Релаксирующие туристы. Асим с очередной белобрысой девицей вчерашнего заезда… Интересно, ей он позволял отпускать соленые шуточки? Или вообще не тратил времени на разговоры?
– Шлюха, – прошептала сквозь зубы Нина, вдруг ощутив прилив непонятного бешенства. Вся ее ненависть к Турции сделалась ничем по сравнению с тем, что почувствовала она к той грудастой потаскушке в розовом бикини, которое она с явным удовольствием демонстрировала из-под незастегнутого пляжного сарафана. Вчера вечером Нина решила, что эта низменная, всколыхнувшая ее неприязнь есть примитивная форма женской солидарности – обида за такую несчастную, брошенную дурочку Фериде. Но именно это доселе неведомое чувство сейчас заставило Нину надеть поверх тончайшего белья легкомысленное парижское приобретение и поспешно броситься прочь из бунгало, боясь взглянуть в зеркало, чтобы не увидеть в нем то, что все годы она тщательно изничтожала в себе: женственный и сексуальный призрак Надежды.
«Шлюха!» Ей казалось, что все обращают на нее внимание, будто она шагает нагишом. На деле этот наряд, неуместный в офисе или в дождливый промозглый московский полдень, здесь, на курорте, был естественен и обычен. И если людские взгляды приковывались к ее точеной фигурке, то лишь потому, что платье и впрямь удивительно шло хозяйке, подчеркивая те достоинства, которые она прежде зачем-то тщательно скрывала под бесформенным одеянием: золотистую округлость покатых плеч, нежных и трогательно-беспомощных, хрупкость осиной талии, стройную упругость длинных крепких ног. Все то, что, желая или нет, унаследовала она от Надежды.
Вопреки ожиданиям, Асима в его излюбленном месте – баре у главного бассейна – не оказалось. Зато Али, повидавший на своем курортно-барменском веку столько, что был уверен, что его вряд ли что-нибудь уже сможет удивить, едва не выронил бутылку. Менее всего он ожидал распознать в невесть откуда появившейся очаровательной юной особе Железную леди. Впрочем, холодный придирчивый взгляд из-под стрельчатых ресниц красноречивее слов напомнил ему, «кто есть ху». Нина расположилась за столиком неподалеку. Али нет-нет да и поглядывал украдкой на молодую хозяйку. Со времени приезда Нина слегка похудела, сделавшись тоненькой, как лозинка, и потому казалась обманчиво хрупкой. Нечто мимолетное: полунаклон головы, выставленный локоток, небрежно оправленная прядь… В какой-то момент ему даже показалось, что сквозь резковатые черты неумолимо проступают иные, полустертые, полузабытые, воскресшие внезапно, как мираж в пустыне. И от этого было ему не по себе: будто повстречал посланца с того света. Он вообще испытывал противоречивые чувства к этой девушке: причудливую смесь боязни, неприязни и уважения. Уважения к ее кипучей энергии, упертой непреклонности и воистину философской отстраненности, с которой она принесла себя в этот чуждый пошловатый раек, отгородившись от наследства прошлого невидимой, но ощутимой стеной.
«Бизнес, и ничего личного». Алекс, дорогой покойный друг, ты так и не сумел постичь этой простой и сложной формулы завоевания мира. А она смогла. Король умер. Да здравствует Королева. Интересно, сделает ли это знание ее счастливее, чем других участников этой печальной истории…
Нина повернула голову. Она обладала удивительным, почти мистическим умением чувствовать на себе посторонние взгляды и перехватывала их на расстоянии. Придав лицу максимально озабоченный вид, бармен шмыгнул под стойку. Ему было бы значительно проще вытерпеть взгляд очковой змеи.
«Интересно, что я здесь делаю?» – меланхолично подумала Нина, пробегая глазами меню.
Действительно, что? Завтрак она могла бы потребовать в бунгало. Попивать кофе на терраске с видом на море гораздо приятнее, нежели в окружении разомлевших туристов да опостылевших служащих, ловя всеми частями тела бесцеремонные взгляды что тех, что других.
«Какого черта? Интересно, где Асим? Снова ловит последние деньки третьей молодости? В компании сисястой белобрысой коровы с вислым задом в розовом бикини? Какого черта, еще раз. Что мне за дело?» Нина захлопнула меню.
– Можно вас угостить?
Она не сразу сообразила, что обращаются к ней. И лишь когда атлетически сложенный блондин с глубоко посаженными голубыми глазами и симпатичной ямочкой на квадратном подбородке присел напротив, критично оглядев незнакомца, улыбнулась не без вызова:
– Рискните.
– Что желаете?
– Кофе.
– И только?
– С лимоном.
– О'кей. – Он улыбнулся, продемонстрировав великолепие двух рядов белоснежных зубов, щелкнув пальцами, подозвал официанта. Его манеры были отвратительны, но английский неплох, а фигура просто великолепна.
– Прекрасная погода, – удовлетворенно изрек он и подмигнул Нине.
– Я устала от жары, – сухо ответила Нина. – Мне больше нравится зима.
– Нет, только не зима. – Вальяжно развалившись в кресле, он помотал квадратным подбородком. – Снег – моя работа. Я – спортсмен, лыжник. Виктор Степанцов, не слыхала?
«Мы уже на «ты», – механически отметила, покачав головой, Нина. По красивому холеному лицу собеседника проплыло легкое облачко недовольства.
– Я не интересуюсь спортом.
– Да ну?! – Он поглядел на Нину так, будто она призналась в абсолютном неумении читать, писать и считать.
– Ну да, – подтвердила она, делая глоток.
– А ты чем занимаешься?
– В данный момент завтракаю.
– А после? Может, поплаваем?
