Елена Гайворонская - Наследство
Конечно, меня это не касалось, но я подумала, что подобное можно вытерпеть только если очень любишь… Мне тоже было больно тогда… Ведь иногда слова ранят сильнее ударов… А она переспросила: «Кого?»
Понимаешь, «кого?». Она не увязывала слова «любить» и «Алекс» вместе. Потом посмотрела вверх, на небо. Там уже появлялись звезды. Она сказала:
«Вон Большая Медведица. Видите? Ручка ее ковша показывает на север… В Москве тоже видна Большая Медведица…»
И в ее голосе было столько горечи… Столько боли… И я вдруг подумала, что ей гораздо хуже, чем мне. Ведь дома у нее остался ребенок… У меня нет детей, но есть две младших сестры, и я прекрасно помню, как переживала мама, когда они болели…
«Вы, наверно, скучаете по дочке», – сказала я.
И тут она впервые заплакала, закрыв лицо руками. Беззвучно. А рядом играла музыка, доносились песни и смех. Мне стало так ее жаль, почти как себя…
«Зачем так мучиться? Вы же несчастливы. Почему бы вам не уехать обратно?»
Она ответила с ужасающим безразличием:
«Я это заслужила».
Понимаешь, она говорила о своей жизни с Алексом как осужденный о наказании.
И тогда я поняла, что, когда срок, назначенный Надеждой себе самой, выйдет, ничто не удержит ее здесь…
Нина устало потерла пальцами виски. Женщина, сидевшая рядом, молчала тоже. И это молчание делало их, еще часом раньше незнакомых, а полчаса назад – готовых стереть друг друга в порошок, союзницами.
– Слушай, – сказала Нина, – может, ты ошибалась? Может, ему и не нужна твоя безропотность? Рявкнула бы разок, глядишь, стало бы все по-другому.
– Ты плохо знаешь наших мужчин, – возразила Фериде.
– Ерунда. Мужик, он и в Африке мужик, – фыркнула Нина. – Что я знаю точно: никто никогда не унизит меня. А если попытается – ему придется о-очень несладко.
– Да, ты не канарейка, – абсолютно серьезно произнесла Фериде. – Ты – кошка. Сама по себе. Из тех, что невозможно приручить. Ты подпустишь к себе лишь того, кого выберешь сама. Возможно, и никого. И если ты упадешь, то на все лапы.
– А ты тогда кто?
– Собака, наверно. – Она грустно улыбнулась. – Бьет хозяин, гонит, а все хорош.
– Восточная философия? Занятно… Ну а кем, по-твоему, была Надежда?
– Точно не знаю… Тогда она показалась мне красивой бабочкой. Только крылышки у нее потерли. Чтобы не улетела…
– Сукой она была, вот кем… – Спохватившись, Нина закусила губу. Откровения не входили в ее планы. – А что, нельзя тебе тоже кошкой заделаться? Или, например, акулой. Ка-ак цапнуть! – Она усмехнулась, поднимаясь. – Ладно, мне пора. Пообещай, что не будешь вешаться, топиться или резать вены. А то приставлю к тебе парочку крепких ребят. Слушай, может, это и есть лучший выход? Подберу посексуальнее.
– Тебе-то что за дело? – удивленно встрепенулась Фериде.
– Абсолютно никакого, – передернула плечами Нина. – Мне вообще по фигу все и всё, кроме моего бизнеса. Через пару минут я не вспомню твоего лица. Просто, когда женщина дурью мается, мне становится обидно за свой пол.
Асим был в ресторане, где с относительным аппетитом поглощал жареного цыпленка.
– Для жертвы аварии ты выглядишь совсем неплохо, – заметила Нина.
– Благодарю. Присоединяйся, – кивнул он на соседний стул.
– Ты не слишком круто обошелся со своей бывшей подружкой?
– Что? – Асим даже обронил нож от удивления.
– Иногда ты бываешь слишком жесток.
– Кто бы говорил! – хмыкнул Асим. – Тоже мне мать Тереза. Впрочем, – он выровнял тон, заметив, что официант заинтригованно скосился в их сторону, – моя личная жизнь касается только меня и не подлежит обсуждению.
– Для твоего возраста у тебя слишком бурная личная жизнь, – язвительно заметила Нина.
– Стараюсь, – скромно улыбнулся Асим. – Наверстываю упущенное. В твои годы я тоже был… как это по-русски… dark blue stock.[6]
– Что?! – От возмущения Нина привстала. – Ты назвал меня синим чулком?! Скажи еще, что я – девственница!
– Для твоего возраста это было бы странно. Но, учитывая твою вечную занятость, вполне объяснимо. Эй, – заметив, как Нина побагровела от негодования, он в знак примирения поднял кверху ладони, – я пошутил. Извини. Дурацкая шутка.
– Ну почему… – Нина вызывающе поставила на стол оба локтя и сцепила пальцы на подбородке. – Хочешь узнать, как я лишилась невинности?
– Не хочу, – отрезал Асим. – Этого еще не хватало. Избавь меня от пошлых откровений.
– Ни пошлости, ни откровений. Мне было восемнадцать. Я решила, что настала пора, и сделала это. Вот и все.
– Настала пора? – невольно вырвалось у Асима. – Разве это как пойти пообедать?
– Почему нет? Обязательно все усложнять? Разыгрывать мелодрамы, топиться, стрелять и вешаться? Или в стародавние времена твоей юности все было иначе?
– Прекрати! – рассердившись больше на себя за то, что дал втянуть себя в пикантную дискуссию, возмутился Асим. – Как ты смеешь говорить со мной о таких вещах, нахалка!
– Ты первый начал.
– Я извинился.
– Подумаешь, я тоже могу извиниться.
– Ладно, забыли, – миролюбиво поднял ладони Асим. – Кстати, есть радостная новость. К нам едет комиссия.
– Международная? – всполошилась Нина, мгновенно позабыв обо всем.
– Нет, всего лишь наша.
– И что они хотят?
– Того же, чего и все. Пожрать за наш счет, поразвлечься.
– А цель?
– Присвоение звания «Лучший отель года». В нашей категории, наверно, опять «Зигане» дадут. Или какой-нибудь новостройке из «четверок».
– Почему не нам?
– Исключено, – подавил вздох Асим.
– Почему?! У нас же все по высшему классу…
– Потому… – Он поджал губы, явно задетый за живое.
Нина ждала, и он все же добавил злым неприязненным тоном:
– По негласной политике государства, высшие награды присуждаются только тем объектам, владельцы которых – граждане Турции. Или хотя бы держатели контрольного пакета – восьмидесяти процентов акций. А у нас даже название иностранное.
– Значит, из-за меня…
– Из-за чиновничьей дури. Что ты хочешь? При всем своем проевропейском апломбе Турция – мусульманская страна. И этим все сказано. Так что можешь не волноваться. Приедут большие дяди, помоют ноги в бассейнах, оторвутся на полную катушку и поставят нам «А» с минусом за сероватый песок. Ладно, пойду отдам приказ о готовности номер один.
Он быстро пересек пятачок около бассейна, но притормозил, завидев незагорелую, из нового заезда, грудастую блондинку в ярко-розовом бикини, улыбавшуюся так, будто готовилась к съемкам в рекламном ролике про чудеса зубной пасты.
– «Готовность номер один»… – передразнила Нина. – Вот кобель… – И с неожиданным раздражением пнула подвернувшийся стул.
