Клубничный Яд - Дж. Л. Кенна
И вот мы здесь.
Шон тяжело вздыхает, втягивая воздух.
— Что с тобой происходит, Килл?
Моя рука скользит по подлокотнику кресла. Желание вонзить пальцы в кожу, пока я не почувствую обивку, невероятно сильно.
— Спокоен как удав, — отвечаю я ровным тоном. — Дай мне еще работу.
— Работы нет. Ты всё выполнил. Сейчас у меня даже нет ничего мелкого для тебя. Парни скучают без дела.
Пульс на шее вибрирует от притока крови.
— Это не моя проблема. Парни — не моя забота.
— Иди домой и отдохни, Килл.
— Я не хочу домой и не хочу отдыхать, Шон, — мои мышцы напрягаются, и я стараюсь удержаться на месте. — Я. Хочу. Еще. Работу.
— Я не прошу тебя. Я приказываю. Иди домой и расслабься, — его взгляд переходит на мою монету, затем возвращается ко мне.
Раздувая ноздри, я отвожу взгляд, зная, что он видит признаки потери контроля.
— Что произошло в последний раз, когда ты не мог себя сдерживать, Киллиан?
Смотрю на свою монету, наблюдая, как она перекатывается с пальца на палец. Каждая буква в слове «боль» по очереди скрывается под металлом.
— Ты знаешь, что произошло, — говорю, не встречаясь с ним взглядом.
— Я хочу, чтобы ты это произнес. Напомни себе, почему самоконтроль так важен, Киллиан. Я создал тебя с предохранителем, как у пистолета. Обладание контролем над своими эмоциями держит тебя в рамках, для чего?
Теперь он встает, его кулаки упираются в стол, глаза сверлят меня.
— Почему контроль так важен, Киллиан?
Мои ногти впиваются в кожу кресла, пока я не чувствую, что разорвал ткань.
— Потому что я зацикливаюсь.
— И что происходит, когда ты зацикливаешься?
Мой взгляд встречается с его.
— Он убил моих гребаных родителей, — рычу я.
Шон выпрямляется во весь рост, обходя свой стол.
— Что происходит, когда ты зацикливаешься? — кричит он. — Я больше не буду спрашивать!
— Я выхожу из себя! — кричу в ответ.
— А теперь скажи, что ты сделал в последний раз, когда потерял контроль!
Теперь я на ногах, с монетой в кулаке, иду к Шону, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
— Я прикончил ублюдка, который убил моих родителей. Я перерезал ему горло, затем засунул пальцы в рану и оторвал его голову от тела, — я оголяю зубы, поднимаю подбородок, не испытывая стыда, произнося эти слова.
Конечно, я знаю, даже сейчас знаю, что, когда я отойду от этого состояния, чувство вины за содеянное вновь обрушится на меня.
— И почему это преследует тебя до сих пор? — он ждет, зная, что я никогда не причиню ему вреда. Только если это будет необходимо.
— Потому что это был несчастный случай. Шел дождь, его машина попала в занос, он не мог… — моя грудь тяжело вздымается, когда я пытаюсь справиться с потерей самоконтроля.
— Что еще?
— Он был хорошим человеком, который допустил ошибку, — признаю я.
— И?
— У него были дети и жена, умирающая от рака.
Моя голова опускается.
Я сделал с этими детьми то, что сделали со мной. Я отнял у них единственного живого родителя. Я никогда не заботился о том, что случается с людьми. Или что происходит с их семьями после того, как я с ними расправлялся. Но в тот момент я понял, что допустил ошибку. Ошибку, созданную в рамках моей одержимости местью.
Только когда я посмотрел на свои руки, покрытые кровью, то понял, что наделал. Я зациклился, пока не нашел его. Зациклился, пока не убил его, пока не оторвал ему голову. А затем я рухнул в себя и два месяца не выходил из комнаты.
Но тогда я был всего лишь мальчишкой. Едва восемнадцатилетним, с навыками, которые делали меня одним из самых смертоносных людей на планете, но с умом подростка. У меня были знания, но я не был достаточно зрелым, чтобы научиться контролировать их.
Теперь я — мужчина.
— И чем не занимаются Хулиганы? — добавляет Шон, вбивая свой урок.
— Я не чертов Хулиган, Шон!
— Ты вышел из себя, и когда ты теряешь контроль, то подвергаешь себя риску. Ты ставишь под угрозу нашу организацию. Помимо риска убить невиновных, что ты уже делал. Я не делал из тебя оружие, чтобы ты использовал свои навыки для разрушения всего, что я построил, из-за потери контроля. И уж тем более не из-за какой-то киски.
Я подхожу ближе, наши носы почти соприкасаются, я крепко сжимаю зубы. Но Шон прав, и мы оба это знаем. Я не могу скрыть то, что чувствую, как снова готов совершить ошибку, такую же, как раньше. Зная, что Бьянка Колетта Росси окажется в эпицентре всего.
— Посмотри на себя… Ты такой напряженный, я уверен, даже не сможешь попасть в цель. Иди домой, Килл. На ближайшую неделю ты официально безработный.
Я сверлю его взглядом, глядя глубоко в глаза. Он сделал из меня убийцу ради своей собственной выгоды. Я знаю, что он меня любит, знаю. И, возможно, он как-то убедил себя, что превратить меня в то, что я есть сейчас — ради высшего блага. Но я всё равно убийца.
Засовывая монету обратно в карман, я разворачиваюсь, чтобы выйти из его офиса. С силой открываю дверь, позволяя ей с грохотом захлопнуться за мной. Я наблюдаю за ним через пуленепробиваемое стекло, подходя к стрелковому рубежу. Не отрывая глаз от Шона, я достаю свой Glock 1738 из кобуры на поясе, снимаю с предохранителя, целюсь и выпускаю все семнадцать патронов. Я убираю пистолет обратно в кобуру, зная, что в бумажной мишени теперь зияет огромная дыра, каждый выстрел попал точно в цель.
— Твою мать, Килл, — шипит Финн, держась на безопасном расстоянии.
Как я уже сказал, я — живой провод, пульсирующий жаждой выплеснуть свой заряд на кого-то.
— Спасибо, — произношу я, засовывая кошелек обратно в карман и смахивая пачку сигарет с прилавка в ликеро-водочном магазине неподалеку от моего дома.
Я собирался бросить курить. Но думаю, что сейчас у меня есть более серьезные привычки, от которых нужно избавиться. В голову приходит сладко пахнущая, болтливая, назойливая девушка с клубнично-рыжими волосами.
Плюхнувшись на водительское сиденье своей машины, я стучу пачкой сигарет о ладонь, чтобы уплотнить табак. Открываю коробку, вытаскиваю одну сигарету зубами и поджигаю ее кончик, глубоко вдыхая. Дым заполняет мои легкие, и от наступившего умиротворения мои глаза едва не закрываются.
Вот оно… Сладкое спокойствие.
