Несчастье - Эллин Ти
Но боли нет, что удивительно, и вообще как-то все… ну, не так, как обычно бывает при падениях. Я открываю крепко зажмуренные глаза и вижу перед собой лицо Саши. Близко-близко. И… и всего Сашу тоже вижу. Под собой.
Я не могла упасть на него, потому что заваливалась в другую сторону, поэтому осознание того, что он в очередной раз спас меня, приходит почти сразу. Интересно, если бы я была должна ему за каждое спасение моего здоровья, я бы смогла расплатиться с ним хотя бы до старости?
– Привет, – улыбается он и убирает от моего лица прядь. Волосы растрепались от ветра и тренировки, и Саша тратит добрых двадцать секунд, чтобы заправить их за уши.
– Привет, – выдыхаю. Немного неловко… Но удобно! Саша большой, я как будто на матрасе лежу, хорошо так… Матрас только этот, смущающий меня очень, смотрит снова прямо в душу, у меня мурашки на затылке в кучу собрались, замерли и ждут, что же дальше будет.
– Ты тридцать три несчастья, Лена, – говорит он негромко. – Я уеду завтра, меня десять дней не будет. Постарайся быть… чуть аккуратнее, чем обычно, ладно?
– Я не могу обещать, – почему-то начинаю шептать. Мы все еще лежим на льду. Точнее, Саша на льду, а я… А я на Саше. – Потому что я не специально все это делаю, оно как-то само.
– Само?
– Угу. Постоянно куда-то влипаю, падаю, встреваю и…
– Оно само, Лен, – шепчет он так тихо, что я едва слышу. Хмурюсь. Не понимаю, о чем он. – Тоже само, как у тебя всегда.
И…
Я понимаю. Потому что через секунду его рука удерживает мой затылок, а губы прижимаются к моим, не давая ни единого пути отступления.
Глава 20
Саша
Целую.
Забив на все условности, на все наши прошлые разговоры, на все вообще в этом мире и в целом на весь мир.
Потому что невозможно больше не целовать. С того дня, как я чмокнул уголок ее губ, собирая оттуда каплю меда, я каждый день думал о том, каково будет целовать ее по-настоящему…
Лена – самый необычный человек в мире. Она особенная, одна в своем роде, поэтому и зацепила меня, потому что других таких просто нет! И поцелуи с ней тоже особенные…
Срывающие крышу полностью, не дающие думать о последствиях.
Обнимаю ее одной рукой, другой – держу затылок, как будто боюсь, что сбежит. А я не уверен, что спокойно переживу еще один отказ от нее. Но она словно и не собирается вырываться, хоть и на поцелуй не отвечает. Мы в целом просто лежим, прислонившись губами. Лена, потому что опешила от шока, а я… немного боюсь спугнуть.
Но чувствую, как она расслабляется, и целую уже глубже, по-настоящему, так, как хотелось еще с нашей первой встречи.
И Лена отвечает на поцелуй! Я даже не представляю, какие преграды ломаются внутри нее, но она отвечает, тем самым за секунду делая меня самым счастливым на свете. Правда. Это не преувеличение, это реально то, что я чувствую в эту секунду!
Она жмется ко мне, тепленькая, сладкая, и я обнимаю крепко-крепко, продолжая целовать. Это так нежно, что я впервые за свои двадцать три узнал о существовании мурашек! Так правильно она ощущается в моих руках, что у меня нет ни единого объяснения тому, почему я не сделал этого раньше.
Не знаю, сколько проходит времени, но никто из нас и не пытается прервать поцелуй, пока мы не слышим крики пожилой женщины из окна дома, во дворе которого каток.
– Устроили срам! Уходите отсюда, или я полицию вызову! Дети вокруг, а они… тьфу!
Мы синхронно отрываемся друг от друга и начинаем истерично смеяться, тяжело дыша от долгого поцелуя.
И этот момент такой кайфовый, что будь у меня с собой камера – я бы обязательно заснял бы его на память, чтобы прокручивать вечерами и любоваться этим счастьем.
– Кажется, нам надо убегать, – шепчет Лена мне в губы, и я еще пару раз чмокаю ее, а потом все-таки поднимаюсь первый и помогаю встать Лене.
– Простите, бабуль! – кричу ей, отыскав открытое окно. – Молодость, сами понимаете!
Она что-то мило ворчит, но нам уже совершенно не до нее. Мы быстро снимаем коньки, чтобы ретироваться и не раздражать бабулечку, потому что приходить нам сюда наверняка еще много раз придется, отношения в идеале нужно ни с кем не портить.
Лена охотно дает свою руку в плен моей, и мы идем с переплетенными пальцами по заснеженным улочкам. Так хорошо… Я вообще-то ни капли не романтик, но рядом с Леной я открываю в себе миллион новых качеств.
Мы молча идем, у нас так часто случается. Просто молчим, но и без слов очень уютно и комфортно. Хотя сказать надо многое на самом деле, потому что после того, как я не сдержался, все стало еще запутаннее.
Она говорила, что влюблена в другого, но я больше чем уверен, что ко мне она тоже что-то чувствует. Не стала бы она позволять мне столько, если бы совсем ничего не чувствовала. Да и в целом я вижу, что со мной она выдает исключительно искренние эмоции, это дорогого стоит.
Но все еще на поверхности лежит то «все сложно», и про другого мужчину я помню, как забыть. Самое хреновое в этой ситуации, что я завтра уезжаю и меня не будет целых десять дней. Это мало, если ты уезжаешь, зная, что девушка только твоя. И катастрофически много, когда ты оставляешь ту, за чье сердце тебе нужно бороться.
Бросать Лену одну на десять дней, когда она в кого-то влюблена и когда рядом есть тот, кому нравится она, это вообще не лучшее решение, конечно. Но сделать с этим я ничего не могу, сезон в самом разгаре, у нас куча игр на выезде, я не могу просто взять и остаться тут. Мы не в детском саду, и так поступать уже просто нельзя.
Поэтому да, нам очень-очень многое нужно обсудить, но мы просто молча держимся за руки и движемся в сторону дома Лены. Нужно сказать все то важное, что вертится на языке, нужно, обязательно нужно…
– Может, чаю? – спрашивает она, когда подходим к ее подъезду. – Мама купила новый мед…
Улыбаюсь. Где-то там, во Вселенной, где у людей все
