Медленный фокстрот - Александра Морозова
Зал зашелся овациями. Молодые спортсмены, хоть и очень-очень хотели выказать свой восторг, лишь изо всех сил хлопали в ладоши и выпучивали глаза, словно так могли лучше рассмотреть своего кумира и феноменального приглашенного гостя. В какой-то момент мой слух уловил наглый свист, и я сразу поняла, из чьего рта он вырвался.
Даня вышел на паркет, уже чуть склоняясь и благодаря так тепло принимающую его публику. Он был в белой рубашке и черных брюках, такой простой и все равно красивый, со своей улыбкой, лицом, волнистыми темными волосами. В груди снова заныло, снова внутри поднималась метель.
Господи, когда же он уже уедет, когда уже женится? На кой черт сдался ему этот наш провинциальный праздник, когда в Москве сейчас балов хоть отбавляй?
– Скажите пару слов нашим зрителям и, конечно, спортсменам, – попросил мирового чемпиона ведущий.
Тот взял из его рук микрофон.
– Когда меня позвали на новогодний бал и я начал придумывать речь, – заговорил он, и в зале перестали шуметь, – сначала я хотел рассказать о себе, стал перебирать в своей биографии какие-то мотивирующие истории о том, как мальчик из бедной семьи стал мировым чемпионом. Но потом понял, что в этот день должен говорить не о себе. Не я должен был сегодня выступать здесь перед вами и уж тем более оценивать вас. Не я должен был становиться чемпионом мира. Я занимаю чужое место и, хоть убей, не могу понять, почему судьба распорядилась так. Почему она забрала карьеру, мечту, здоровье у такого прекрасного талантливого человека – женщины! такой потрясающей женщины! – и отдала все это мне. Лайма, – он посмотрел прямо на меня и посмотрел так, словно в этом огромном зале мы были одни. – На моем месте сегодня должна быть ты. Ты гораздо достойнее меня, гораздо талантливее. И все это – твоя мечта. И я старался воплотить ее для тебя, но однажды позабыл об этом. К счастью, теперь вспомнил. – Он сделал несколько твердых громких шагов вперед – ко мне! – и протянул руку. – Выйди, пожалуйста.
Меня сразу же ослепил прожектор. Я прикрыла глаза и мотнула головой. Но Даня усмехнулся.
– Пожалуйста, Лайм, – повторил он. – Иди сюда.
Тут меня прямо выбило с места – Слониха во всей дури толкнула меня в бок. Я поднялась, едва не упав, заранее проклиная Даню, если вдруг моя чертова нога откажет и я окажусь на полу не в танцклассе, а в самом большом в городе зале, набитом зрителями. Сделала шаг – и зал зашелся аплодисментами, словно это был гигантский подземный фонтан, а я прыгнула на тот самый камешек, который приводит его в движение.
Даня внимательно следил за мной, готовый тут же броситься ко мне, если оступлюсь. Но я дошла до него и, тоже махнув публике, прошипела:
– Я тебя удушу, Литвинов!
– Знаю, – так же тихо, чтобы не попало в микрофон, ответил Даня. – Но дай мне перед смертью попросить прощения.
И, прежде чем я успела хоть что-то ему сказать, он обернулся, кому-то кивнул и заиграла музыка. Can’t smile without you.
Я онемела.
Даня шагнул назад, встал в стойку. Развел руки, а потом протянул ко мне, приглашая на танец и улыбаясь так, словно перед ним не заледеневшая от страха бывшая партнерша, а какое-то чудо из чудес.
– Что ты устроил? – шипела я.
– А на что похоже? – произнес он, уже подойдя ко мне.
– На сумасшествие.
– Нет, это не оно. Я просто хочу, чтобы кто-то станцевал свой коронный танец.
Только сейчас я заметила, что на рубашке у него зеленым пятнышком выделялся все тот же маленький деревянный лайм.
– Бред, – ответила я, борясь с желанием дотронуться до значка пальцем.
– Не тяни время, – улыбнулся Даня. – Давай танцевать.
– Нет.
– Лайм…
– Я не могу! – прошептала я, чувствуя, что сейчас зарыдаю. – Зачем ты издеваешься надо мной?
– Я не издеваюсь, – невозмутимо ответил Даня.
– Дань…
– Лайм. Давай.
– Дань…
– Лайма! – голос ласковый, но настойчивый, а взгляд цепкий, схвативший, казалось, за самую душу. – Дыши. Просто дыши.
Я сделала глубокий вдох и почувствовала, как легкие расправились.
Даня улыбнулся.
– Теперь давай руки и просто доверься мне, – прошептал он. – Хочешь – глаза закрой. Только не вздумай сейчас убегать.
Но самое страшное, что мне не хотелось убегать. Как бы я ни боялась, и я, и Даня знали – больше всего на свете мне хочется сейчас вложить свою руку в его ладонь. Сколько раз за последние годы мне снился этот миг – паркет, огромный зал, зрители. Даня.
Танцевать – вспомнила я свое желание, которое пеплом осыпалось в мой бокал в тот Новый год, когда я еще верила в чудеса.
Долго же оно ждало своего часа, чтобы исполниться.
– Я ведь не просто так рассказывал всем, что из нас двоих ты чемпионка, – сказал Даня. – Давай же. Докажи это прямо сейчас.
И я, сама не осознавая, что делаю это, положила ладонь в его руку – такую привычную, такую родную.
И нас под аплодисменты закружил медленный фокстрот. Самый сложный танец. Собственно, поэтому он и нравится Лайме Викторовне…
Паркет вновь превратился в озеро, и мы с Даней поплыли по нему, то быстро скользя на сильной волне, то вдруг замирая, а потом скользя снова и снова.
Хотелось смеяться.
Как же я скучала по выступлениям! Всегда скучала, но только сейчас поняла как сильно.
Наш танец казался настоящим чудом. Мое, хоть и не рейтинговое, платье летало легкой шифоновой юбкой ничуть не хуже, рисуя в воздухе бесконечные крылья, и туфли, даже с несмоченными подошвами, совсем не скользили по паркету.
Даня, улыбаясь, подпевал одними губами: «If you only knew what I’m going through… I just can’t smile without you…» [11]
Он вел с вдохновением, я чувствовала это душой и видела в тех фигурах, которые он выбирал. В нашем распоряжении был целый зал, неограниченная фантазия и давняя способность читать мысли друг друга.
Чтобы убедиться, что она не исчезла, я на несколько секунд закрыла глаза. Данина рука чуть крепче сжала мою, но больше не изменилось ничего – мы продолжали плыть по той же линии, с теми же поворотами. Только заметнее ощущался воздух, ветерком ласкающий лицо.
Когда музыка замолкла и мы остановились, нас охватило ощущение, словно мы только что покорили Эверест, воткнув на его вершине флаг с двумя лаймами.
Глаза Дани сверкали.
– Мы сделали это, – прошептал он, еще сам не веря до конца.
– Ага, –
