Ингуш и осетинка: право на любовь - Аминат Кулаева
По вечерам я садилась на подоконник, сидела и думала обо всем, много и долго. Смотрела куда-то вдаль, ждала Хаважа. Я не жалела ни разу, что связалась с ним. Готова была дальше терпеть это все, лишь бы быть с ним. Я не знаю, что это – любовь? Не знаю. Знала и знаю только одно: что в этом мире для меня благом будет только он. И никто другой не нужен.
Как Хаваж сказал когда-то, что хоть перед ним в ряд ингушек выстроят, он все равно выберет меня, так и я могу сказать: хоть армию осетин пусть поставят, я выберу только его. Хаважа.
На вторые сутки вечером мама принесла поесть, и попросила, чтоб я съела все. Я поела. Она унесла поднос...так же, не присев даже рядом, не поговорив. Так прошла неделя. В нашем доме бывала еще ругань, когда отца переклинивало.
Потом приехала Фатима, на пару дней. Это была моя радость! Она зашла в комнату, чтобы положить пакеты кое-какие, переодеться. Подошла ко мне, села рядом и обняла.
– Как ты, Ами? Что случилось, расскажи?
– Отец все узнал. Я приехала насовсем сюда, не выхожу из комнаты неделю...только ранним утром или поздно ночью. До ванны и все, я с ума схожу в этой комнате одна...
– Он что говорил? Ударил тебя?
– Да.
Я показала ей синяк – он был уже от бедра до колена, огромный фиолетовый.
– Это я упала так, когда папа отшвырнул.
У Фати потекли слезы...
Ее позвал уже Аслан. Ей надо было идти к ним.
– Ами, пойдем.
– Я? Нет, ты что, отец видеть меня не хочет.
– Ты собралась всю жизнь тут сидеть?!
– Фать, иди.
Она ушла, сказала, что вернется скоро. Через час другой она пришла, мы поговорили с ней обо всем. Она очень переживала за меня.
– Ами, не злись на отца, он любит тебя. Пойми его!
– Я не злюсь. Я все понимаю, правда! Просто больно, отец никогда на меня не поднимал руку.
Она обняла меня, начала утешать. Спросила про Хаважа, что он намерен делать.
– Он сказал, что скоро приедет. Фатим, у меня телефон есть, я покупала в Питере, втихую. И симка питерская, я писала с нее Хаважу. Там роуминг и денег нет, я дам тебе, ты положишь мне? Пожалуйста! Я сама не могу выйти... Я неделю с ним не связывалась.
– Да, конечно, родная, завтра же утром положу, хорошо?
Мы долго разговаривали еще, потом Фатя опять пошла в зал, к родным. У отца закончился отпуск и со следующего дня он начал ходить на работу снова.
Фатима мне положила денег на телефон, я написала Хаважу, он перезвонил сразу же.
– Ами...у тебя все хорошо??? Куда ты пропала? Что с телефоном?!
– Я в минус ушла. Более-менее нормально у меня все, сегодня вышла уже в зал, а так больше недели сидела в комнате. Отец так же не хочет меня видеть.
– Неделю в комнате сидела?!
Он что-то говорил себе под нос на ингушском.
– Ами, родная, потерпи. Я скоро приеду. ИншаАллах в середине июля.
Ему было жаль меня, он опять начал винить себя во всем.
***
Я ждала Хаважа и сидела дома, никуда не выходила вообще. Чуть позже мама снова начала со мной почти нормально разговаривать, я и какому-то вниманию с ее стороны была рада. Но она по-прежнему была очень холодна ко мне, практически мы с ней не общались, кроме сугубо бытовых тем. Пару раз я пыталась начать диалог, но она отвечала коротко и односложно. Я начинала чувствовать себя лишней и уходила в свою комнату.
Фатима через пару дней уехала к себе. Я написала Хаве, подруга как-никак. Думаю, хоть узнаю, как она. Может никогда больше не увидимся. Мы пообщались и Хава сообщила, что Мадина выходит замуж в конце июля. Это меня обрадовало, и я написала Мадинке, поздравила ее.
У Мадины тоже была своя трудная история. Долгое время она общалась с парнем, они любили друг друга. У него были намерения, он попросил ее кольцо. Родители с обеих сторон готовились к свадьбе и в этот момент ее украли.
Совершенно посторонний парень, который и видел-то ее от силы два раза. Жених приехал за ней в тот дом, забрал Мадину и увез к себе. Разборки между семьями затянулись на два-три месяца.
Но теперь, похоже, все закончится хорошо и моя подруга будет счастлива.
Я тоже хотела бы так.
***
Потихоньку начала общаться я с одноклассницами, подружками из Осетии.
Мама меня бывало спрашивала, забыла ли я его, и что у меня вообще в голове. Мой ответ всегда был один и тот же: что я его не забыла и не забуду. И зря они так со мной поступают. Я их дочь, и в конце концов, не пьяницу, не наркомана и грешника выбрала.
Мама не ругалась уже, не кричала, она понимала меня. И знала, что меня как не бей, любовь не выбьешь. Просто она больше переживала из-за того, что отец может сделать. Мы все боялись гнева отца.
Никакой ругани дома больше не было. Эта темя больше не поднималась.
Я как-то отпросилась у мамы увидеться с девочками.
– Иди, развейся. Не то из дому месяц не выходишь уже. Но недолго.
Мы договорились увидеться с моими любимыми подружками, Зариной Айшат, Оксаной. Пошли в кафешку, поесть мороженого. Я увиделась сперва с Айшой, мы посидели в парке, подождали, пока подойдут Оксана и Зарина. Я все рассказала Айшат (она моя хорошая и очень близкая подруга в Осетии), она более толковая в темах касаемо ислама, хоть и не покрывается. Она пыталась меня успокоить, приводила хадисы пророка (с.а.а.с.), пыталась объяснить, как будет правильно, по исламу, а как – нет. Но не давила никогда. Мол, смотри сама.
Потом позвонил Хаваж, я разговаривала с ним. Он очень обрадовал меня, сказал, что приедет на днях в Ингушетию. И мы что-нибудь решим.
Вскоре пришли Оксана и Зарина и тогда мы пошли в кафешку. Посидели часик-другой и разошлись. Папы дома не было. Я ждала, что Аслан ляпнет что-нибудь о том, что я куда-то выходила. Еще подумает, что я к Хаважу выходила,
