Непогода - Диана Ставрогина
Мне неспокойно, и с каждым ударом сердца волнение нарастает, перевоплощаясь в чистую панику. Я не знаю, не знаю, зачем делаю то, что делаю.
Не знаю, почему не сказала Антону ни слова о том, что повторное судебное заседание по поводу расторжения нашего брака состоится через четыре дня.
Может быть, потому что сейчас, на утро после смерти его отца, напоминать о подобном неуместно.
Может быть, потому что я и сама не хочу об этом помнить.
Глава 30
Поздним утром следующего дня они приезжают в его родной город. За пару минут пути от дверей местного аэропорта к машине такси Веру и Антона насквозь продувает ледяной ветер, крупный снег оседает на волосах и ткани верхней одежды, успевает нагло забраться под края воротников и рукавов, обжигая кожу холодом. На улице ужасная видимость, и движение на трассе медленное и сложное; в дороге до дома они проводят почти час вместо ожидаемых тридцати минут.
Им попадается на удивление идеальный таксист: вежливый, молчаливый и, похоже, обладающий хорошим музыкальным вкусом: тихий джаз, заполняющий салон автомобиля, – их единственное спасение от плотной, угнетающей тишины. Уже около суток они ограничиваются только самыми необходимыми репликами – никаких легких, несущественных фраз.
Антон не знает, жалеть ли о случившемся прошлым утром по его воле поцелуе. Даже в гипотетических рассуждениях ему не хочется лишать себя тех ощущений, что на несколько минут затмили и скорбь по отцу, и ставшую уже привычной неустроенность, тяжело осевшую в груди.
В такие минуты, как сейчас, когда он вдруг задумывается о жизни, обо всех событиях и переменах, что произошли с ним за последний год, ему кажется, что от прежнего Антона Вьюгина мало что осталось. Странно, но вспомнить себя без Веры, до нее – поразительно трудная задача. Чем чаще и упорнее он старается, тем хуже у него выходит.
Едва заметно покосившись влево, он молча наблюдает за Верой. Взглядом обводит абрис ее профиля, пока она смотрит в окно, где нет ничего, кроме снежной пелены. На миг Антону представляется иная картина: он едет в этой же самой машине один, – и впившееся в него тут же чувство потери ошеломляет.
Он моргает и вид перед ним восстанавливается: Вера все еще здесь. Медленно Антон выпрямляется на своем месте, насилу расслабляя мышцы, и возвращается к созерцанию белого полотна дороги. Бесконтрольное содержимое собственной черепной коробки его пугает.
Вскоре они въезжают в хорошо знакомый ему двор. Со стороны Веры наконец раздаются звуки: шуршит ткань пуховика, раскрываются «молнии» кармашков на сумке.
– Мы на месте? – спрашивает она с сонной хрипотцой в голосе.
Антон кивает и оборачивается:
– Да, следующий подъезд.
– Хорошо.
Машина останавливается. Попрощавшись с таксистом, они вновь ненадолго попадают в метель. Теперь, после часа поездки в созданной жаром обогрева духоте, снег и ветер воспринимаются иначе: свежо и бодряще.
– Заходи. – Дверь подъезда Антон открывает своим ключом.
На лифте они поднимаются на нужный этаж и спустя десяток шагов на двоих оказываются перед квартирой.
– Может, позвоним? – предлагает Вера, когда Антон по привычке достает ключи. Он реагирует на ее слова вопросительным взглядом. – Ты же не один, думаю, твоей маме так будет комфортнее.
– Ты права, – кивнув, он тянется к звонку, вновь и вновь удивляясь собственной жене.
Он… восхищается ею, определенно. Ее внимательностью к мелочам, искренностью, заботой – всем тем, чего будто не замечал весь год их брака. Однако он замечает теперь. Особенно на контрасте с собственной матерью, да и собой тоже.
Черная металлическая дверь перед ними открывается с негромким скрипом. На пороге стоит женщина: тоже в черном.
Ее глаза, невыразительные, будто равнодушные, обращаются на Антона, затем – к Вере. Ни во взгляде, ни в мимике лица нет ни единого намека на теплоту и дружелюбие.
– Проходите, – произносит она наконец и отступает вглубь квартиры.
Антон пропускает Веру вперед и закрывает за собой дверь. Бегло осмотревшись, он внутренне вздрагивает, заметив отцовскую куртку на вешалке, его же – шапку и ботинки на открытых полках.
Спазм в горле слабеет, когда Антону наконец удается отвести взгляд и вспомнить о двух остающихся вблизи женщинах.
– Вот, мама, – представляет он ровно. – Моя Вера.
Волнение о том, как пройдет их знакомство, неожиданно, и оттого ощущается острее. Застыв на пороге, Антон наблюдает, отслеживает каждую эмоцию – и матери, и жены, – желая убедиться в успехе.
– Здравствуйте! – Вера кивает и приподнимает уголки губ в легкой улыбке: приветствуя и выражая сочувствие одновременно.
Антон кожей чувствует ее открытость и расположение, готовность к общению; ее уязвимость и искренность. Ему приятна Верина заинтересованность в происходящем; не то чтобы он действительно мог в ней сомневаться.
Вздохнув с облегчением, он переводит взгляд на мать и нахмуривается.
Она не улыбается в ответ (впрочем, подобного Антон и не ждал), не старается поддержать хотя бы иллюзию принятия. В ее глазах отчетливо угадывается скука, почти презрение, будто она и не чаяла надежды встретить на своем пороге кого-то приятного для себя.
Антон стискивает зубы, испытывая яростное желание врезать в стену кулаком. Вера не могла не понравиться. Всем, но только не его матери.
Разумеется, та до сих пор ничего не видит за собственным разочарованием в его выборе жизненного пути, на котором каждое принятое решение и каждые отношения – ошибка и только.
Он давно перестал обращать внимание на эту неизменную составляющую каждой встречи с матерью, но втягивать Веру в этот эпицентр пренебрежения… Ему не стоило идти у эмоций на поводу и приглашать ею в родительский дом.
К счастью, после сухого и формального разговора с матерью, продлившегося не больше получаса, они получают возможность перевести дух.
– Кажется, я ей не понравилась, – замечает Вера спокойно, когда за ними захлопывается дверь его спальни.
– Не обращай внимания. – Открыв шкаф, Антон берет чистые полотенца и оборачивается, чтобы объяснить: – Моей матери в принципе никто не нравится.
Вера отвечает ему грустной улыбкой.
– Впрочем, – продолжает она, как только он возвращается к поиску одежды на смену. – Это даже хорошо. Мы ведь скоро разведемся.
Взяв с полок первые попавшиеся под руку штаны и футболку, Антон сильнее необходимого хлопает дверцами шкафа. На очередное Верино напоминание о разводе ему до бешенства хочется выпалить что-нибудь вроде: «Я еще вчера прекрасно понял, как тебе не терпится развестись». От грубости он удерживается чудом.
– Я в душ, – сообщает он резко, прежде чем выйти
