Улей. Книга 3 - Алекс Джиллиан
Кричит, колотит меня сжатыми кулаками. Бьет не в полную силу, сдерживается с оглядкой на мою реакцию, но в ее глазах столько неприкрытой ненависти, что я теряюсь. Наверное, впервые мне так сложно сформулировать ответ и одной хлесткой фразой остановить истерику, успокоить или заставить замолчать. Ее слова неожиданно задевают то, что, мне казалось, давно отболело и атрофировалось.
— Я могла быть одной из них! И я была! Была, пока ты не заметил проклятое родимое пятно. Я помню, как ты на меня смотрел в самом начале. Как на пустое место. Я была никем, оплаченной игрушкой для почетного гостя, дико раздражающей и тратящей твое драгоценное время. Просто признай это, Дэрил…Если бы я не родилась в ублюдской семейке Демори, ты избавился бы от меня точно так же, как от остальных. Не раздумывая и мгновенно вычеркнув из памяти мое имя.
Она продолжает что-то в сердцах выкрикивать, а я, как завороженный смотрю, как алые капли безобразными пятнами, расползаются по белой ткани ее халата и внутри расползается едкое необъяснимое чувство потери.
Я столько раз видел ее в крови, но никогда не допускал мысли, что отважная пчелка Кая может умереть. Она была сильной, стойкой и жутко упрямой. В самые сложные моменты не рыдала в истерике, а собирала волю в кулак и давала отпор. Если загоняли в угол, без раздумий била на поражение и не оплакивала ни поверженных противников, ни случайных жертв.
Что изменилось сейчас?
— Я бы никогда не избавился от тебя, — встряхнув ее за плечи, жестким тоном чеканю я.
Она замолкает, отпрянув назад. Испуганно смотрит сквозь пелену слез. Руки безвольно повисают вдоль тела, искусанные губы дрожат.
— И ты никогда не была пустым местом. И ты абсолютно права, Ди. Жизнь моей матери не стоила сотен других. Не она удерживала меня в Улье и не договор с Кроносом, но я понял это только, когда ее гроб опустили в могилу.
— Твоя мама умерла? — на лице Дианы застывает выражение глубокого потрясения. Растерянный взгляд хаотично мечется по моему лицу.
— Она тяжело болела. Я не знал, — перебирая пальцами светлые локоны оторопевшей жены, я смотрю на тлеющие угли в камине за ее спиной. — Последняя стадия рака. Лечение уже не помогало. Ей не было больно. Ушла, не приходя в себя. Легкая тихая смерть. Она ее заслужила.
— Когда? — почти беззвучно выдыхает Диана. Подползает ко мне на коленях и сжав мое лицо в ладонях, заставляет взглянуть в глаза. — Когда? — побелевшими губами повторяет она.
— Через неделю после моего возвращения в Улей. — ответ тонет в сдавленном рыдании жены.
— Боже, мне так жаль, Дэрил. Так безумно жаль, — бросившись мне на шею, она надрывно плачет, обнимает до легкой боли, порывисто зарывается пальцами в мои волосы и топит, топит меня в своих слезах.
Я хочу сказать, что нет смысла оплакивать чужого ей человека и признаться, что не чувствую ни скорби, ни сожаления, но не могу произнести ни слова… Горло внезапно схватывает спазм и странное ощущение расползается за грудиной. Давит в области сердца, сворачивается колючим клубком, а потом словно разрывает изнутри, ломает ребра, наживую вспарывая кожу. Меня ослепляет невыносимой болью, жжет глаза, выкручивает мышцы, проходит по телу крупной дрожью. Я не могу дышать, не могу думать, двигаться, говорить. Боль захватывает меня целиком, горит, бьется, пульсирует. Я слышу нарастающий грохот, который поднимается изнутри, прямо к горлу, к вискам…
— Прости меня. Прости… — сквозь звенящий гул шелестит сбивчивый шепот. Не сразу понимаю, что не мой. — Если бы я только знала…
Диана, это она. Ее голос. Тихий. Слабый. Зовет откуда-то издалека, но я здесь. Я же близко. Хриплю что-то неразборчивое, трогаю шелковистые волосы и снова дышу. Она забирается ко мне на колени, отчаянно целует солеными губами, жмется к груди и говорит, так много говорит.
— Пусть они горят. Пусть. За все, что с нами сделали. За твою мать, за тех, кого уже не спасти. Мы живы… Ты нашел меня, отвоевал у целого полчища врагов, а я…, — обвивает мои плечи тонкими руками, импульсивно скользит ладонями по спине, топит меня в своих слезах. — Я тебя ждала и сходила с ума от страха, что ты не успеешь. Боже, я держалась только ради того, чтобы еще раз тебя увидеть…. Мне все равно, что ты сделал. Плевать, что ты сделаешь завтра. Все это неважно.
Диана отклоняется назад, чтобы заглянуть мне в глаза. Ее рваное дыхание опаляет мои губы, продирающий взгляд глушит острую боль, и та отступает, возвращается в эпицентр взрыва и заполняет пустоту, чтобы остаться там навсегда. Мария Демори была права, предупреждая меня, что боль осознания от смерти матери придет позже, когда я хотя бы на секунду утрачу контроль.
«Она расплющит тебя, сожрет изнутри…».
Так и вышло.
Мари знает о боли всё. Она не могла ошибиться.
— Ты меня обманул, Дэрил, — грустно улыбается ее дочь. Я заторможено моргаю, мысленно соглашаясь с любым обвинением. — Сердце — не просто мышца, перекачивающая кровь, — Диана прижимает ладонь к моей груди и вздрагивает, ощутив под пальцами бешеную пульсацию. — Теперь ты тоже это знаешь.
Мы больше не притрагиваемся ни к сытному ужину, ни к вполне сносному вину. Наших сил хватает только на то, чтобы добраться до спальни и упасть на единственную в доме кровать. Вытянувшись на жестком матрасе, ложимся лицом к лицу и неподвижно замираем, соприкасаясь только взглядами.
Тайм-аут давно нарушен, а я не сказал ей и половины того, что должен был. Нужно собраться с мыслями и с чего-то начать прежде, чем мы оба провалимся в сон.
— Ты так смотришь, словно собираешься признаться в чем-то страшном, — Диана неуверенно улыбается одними губами.
— Наоборот, — протянув руку, я разглаживаю крошечную морщинку между ее бровей. — Ты напрасно развела панику. Во время ежегодного стрима погибли не все.
Она хмурится сильнее, но не от услышанного признания, которое ждала, затаив дыхание. Ди замечает запекшиеся царапины на запястье, и это, судя по всему, тревожит ее куда больше, чем судьба обитателей Улья.
— Опять я тебе исполосовала, — Диана виновато вздыхает, тянет мою руку к своим губам. Они все еще соленые, хоть слезы и высохли давно. Шумно вдыхаю и непроизвольно морщусь. — Щиплет? — она выдает лукавую улыбку и, дождавшись моего кивка, хищно прикусывает кожу рядом с одной из отметин от своих ногтей. Мой мозг воспринимает этот жест, как приглашение к действию, и организм соответствующе реагирует. Завожусь мгновенно и плевать мне на усталость.
— Так что там с
