Ты меня предал - Анна Шнайдер
Во время УЗИ я убедилась в том, что приняла правильное решение, ведь моя малышка весила почти столько же, сколько новорожденная дочь Павла — 660 граммов. Ни к чему бывшему мужу вспоминать о подобном в связке с моим ребёнком.
— Кровотоки стали лучше, — кивнул Игорь Евгеньевич, и я широко улыбнулась. — Но, Дина, расслабляться и радоваться не спешите — чем крупнее ребёнок, тем больше нагрузка на организм матери. Продолжаем уколы, и на днях опять сдайте кровь и мочу, посмотрим, что там у вас по анализам. Вы уже решили, где будете рожать?
— Рожать? — переспросила я с недоумением. Мне по-прежнему казалось, что впереди ещё целая бесконечность.
— Поговорите с Ириной Сергеевной, — понимающе улыбнулся Игорь Евгеньевич. — Я тоже могу посоветовать вам врача, но думаю, будет справедливо, если этим займётся она. Тем более, что наши контакты совпадают почти полностью. И не затягивайте с этим, оглянуться не успеете, как начнётся третий триместр. Всего-то месяц остался.
Третий триместр. Обалдеть можно. Я до сих пор не могла до конца поверить, что вообще беременна, а уже и третий триместр на носу. И роды. С ума сойти!
Павел ждал меня не в машине, а на скамейке в коридоре — я сама разрешила. Несмотря на то, что май был в самом разгаре и ждать в автомобиле сейчас было легче, чем зимой, я ответила «да» на вопрос Павла, можно ли подождать меня внутри клиники, а не снаружи. После всех его стараний подумалось, что он заслужил хотя бы немного комфорта.
— Всё в порядке, — сказала я, подходя к бывшему мужу, и его лицо сразу расслабилось, перестав быть тревожным. — Можно уходить.
Уже на улице Павел поинтересовался, открывая машину:
— Всё-таки девочка? Игорь Евгеньевич не передумал?
— Не передумал, — хмыкнула я и уже открыла рот, чтобы спросить: «А ты хочешь мальчика?» — но почти тут же его захлопнула.
Дина-а-а… Какая разница, кого там хочет Павел? Это в любом случае не его ребёнок. Только мой.
А ведь когда-то я так мечтала именно о его ребёнке. Представляла, как сделаю тест, увижу две полоски и побегу показывать их Павлу. И как мы будем обниматься и радоваться этому чуду — вместе.
А в итоге… никакой совместной радости, одна только горечь и пустота.
— Тирамису хочу, — пробурчала я, чтобы отвлечься, и закрыла глаза, откидываясь на сиденье. Жаль, что Павел не продал эту машину, мне было бы легче. Наверное.
— Давай купим.
— Нельзя, там алкоголь.
— А-а-а, точно, — протянул бывший муж, а потом неожиданно предложил: — Тогда давай купим ингредиенты, я сделаю безалкогольное тирамису. Будешь?
Я покачала головой. Настроение стремительно падало в бездну. Точно гормоны, ведь никаких причин для этого не было, даже наоборот. Малышка в порядке и растёт, кровотоки лучше, мне бы радоваться, а я вместо этого унываю. Потому что просто не могу перестать думать о ребёнке Павла. Бедная девочка!
— А почему ты назвал свою дочь Соней? — вырвалось вдруг у меня, и бывший муж от неожиданности вздрогнул и, кажется, дал по тормозам. Я резко распахнула глаза, покосилась на Павла — он напряжённо сжимал руль, и щека его нервно дёргалась.
— Не я называл, — сказал он тихо и тут же продолжил, но уже громче: — Динь, не думай об этом, пожалуйста. Думай о хорошем. Может, мне музыку включить? Весёлую.
— Надежду Бабкину врубай, — съязвила я, отчего-то разозлившись. — Веселее не бывает.
Вот и что со мной? Точно же гормоны. Я три с лишним года жила с мыслью, что у Павла есть ребёнок не от меня, так какого рожна бешусь сейчас? Что изменилось-то? Да, раньше я не знала, что его дочь умерла, но это в сущности ничего не меняет. Всё равно была какая-то дивчина, на которую он залез и которую, наверное, любил, а потом они расстались, не выдержав жизненных испытаний. В общем-то, практически то же самое у Павла произошло со мной. Получается, сначала он предал меня, а потом эту девушку, мать его ребёнка.
Или всё было совсем не так? И ведь не спросишь. Не хочу я это обсуждать — больно. И думать бы не хотела, но вот не получается.
А Павел между тем проигнорировал мою язвительность и включил радио. Пели что-то попсово-глупое, но ничего — и такое сойдёт.
До дома мы доехали в полном молчании. Павел сразу ушёл гулять с Кнопой, а я, переодевшись, решила прилечь хотя бы ненадолго и заснула. Проснулась через пару часов, вышла из спальни, покосилась в сторону гостиной — свет горел, значит, Павел дома. Прошла на кухню… и застыла, ошеломлённо хлопая глазами.
К букетам от Павла я уже привыкла, но это был не совсем букет — целая корзина с цветами. Белыми и синими. Белыми были розы, а синими… я не помнила название этих цветов — кажется, гиацинты? В любом случае корзина выглядела волшебно. Словно прямиком из сказки, или со свадьбы какой-нибудь принцессы.
А рядом с ней лежал маленький тканевый мешочек. Я осторожно развязала тесемки, открыла — и вздохнула, доставая оттуда крошечный чепчик на новорожденную девочку. Беленький, с нарисованным в центре плюшевым мишкой и милыми ушками по бокам.
— Ты уже встала? — раздался позади спокойный голос Павла. — Будешь ужинать?
Я сглотнула и развернулась к бывшему мужу, чувствуя, что непроизвольно начинаю плакать. Павел вздохнул и, подойдя ближе, ласково провёл ладонью по моим мокрым щекам.
— Это гормональное, Динь, — сказал он мягко. — Все эти скачки настроения. Я знаешь, что подумал… тирамису тебе нельзя, но ведь «Три шоколада» ты тоже любишь? Я купил. После ужина чай попьём?
Я кивнула, прижимая к себе чепчик для моей девочки.
Первая вещь моего ребёнка… И, несмотря ни на что, я была рада, что её купил именно Павел.
Павел
Раньше он только слышал об особенностях поведения беременных, но теперь убедился в этом на собственной шкуре — настроение у Динь скакало туда-сюда раз по десять на дню. И сентиментальная она стала донельзя, могла заплакать от умиления на улице, увидев щенка, котёнка или родителей с маленьким ребёнком. И раздражительная сверх меры, могла вспыхнуть из-за какой-нибудь мелочи вроде забытой на столе грязной чашки. Чтобы Динь ворчала из-за подобного раньше? Павел такого не помнил. Его жена всегда была уравновешенной, иначе она просто не выдержала бы всего, что свалилось на неё по жизни. А теперь вот он
