Эм + Эш. Книга 2 (СИ) - Шолохова Елена
— Эш, да ты чего? Забей на неё. У тебя этих девок всегда была куча и ещё больше будет.
Шаламов молчал минуту, другую, третью, потом отнял руки от лица и задрал голову к небу. Дышал он шумно, прерывисто. Наконец произнёс:
— Это бред какой-то. Такого не может быть. Мы вчера днём встречались, всё хорошо было. Я бы почувствовал, если бы что-то такое…
— Ты можешь сам убедиться. Он за ней сегодня снова приедет. Своими ушами слышал, как он ей говорил, что завтра, ну то есть сегодня, снова заедет за ней к полуночи. Ещё спросил: «Может, пораньше подъехать?». А она ответила: «Нет, лучше так же, к двенадцати». Так что, Эш, если мне не веришь, сам съезди посмотри.
Шаламов тяжело поднялся и, не прощаясь, вообще не говоря Лёве ни слова, побрёл к парковке.
Глава 32-2
Доехал до дому он как во сне. В голове всё так же оглушительно стучало, а в грудь как будто вонзили кол.
Лёва прав, решил Шаламов — нет смысла ехать к Эм. Если это неправда, то он её оскорбит, а если правда — то лучше увидеть всё своими глазами. Но это не может быть правдой. Это же Эм! Она не могла так поступить, твердил он себе, а на ум то и дело всплывало: чужая рука на бедре Эм, её улыбка.
Всё равно Лёва что-то напутал! Достаточно вспомнить её взгляд. А как она отзывалась на его прикосновения и поцелуи, с каким жаром отдавалась ему! Нет, не может быть, чтобы она крутила за его спиной ещё с кем-то, как выразился Лёва. Это просто невозможно. Этот болван, конечно же, обознался, вот и всё.
Однако почему-то чем ближе время подходило к полуночи, тем настойчивее внутри копошился страх: а вдруг? И что тогда?
К «Касабланке» он подъехал ещё и половины двенадцатого не было. Присел на уже знакомую скамейку в тени неосвещённого двора, приткнув мотоцикл между гаражами. И потянулись минуты, долгие и мучительные.
Примерно без пяти во двор въехал чёрный мерседес, в темноте да издали номеров не разглядеть. Шаламов привстал, чувствуя, как в голову снова ударила кровь. Все нервные окончания словно оголились. Сердце резко заколотилось так, будто вот-вот вырвется из груди, выломав рёбра. Семь минут, семь проклятых минут он балансировал на грани между надеждой и безысходным отчаянием, между жизнью и кромешным адом. А потом мир полетел в тартарары. Здравствуй, ад…
Она выпорхнула во двор и сразу повернула голову вправо-влево — будто кого-то искала взглядом. Из мерседеса её окликнул мужской голос: «Эмилия!».
Шаламов до боли сжал кулаки. Воздух в один миг выбило из лёгких, а тело будто сковало льдом — не шевельнуться, не вдохнуть, не закричать.
Она обернулась на зов и устремилась к машине.
Земля под ногами покачнулась. Воздуха катастрофически не хватало, или у него вдруг отказали простейшие рефлексы? Шаламов медленно и тяжело опустился на скамью. Попытался вдохнуть, но кислород вставал в горле едким, ядовитым комом.
Затем она уехала. С ним. С этим незнакомым мужиком.
Шаламов будто со стороны услышал собственный полустон-полурёв. С остервенением он ударил кулаком по стволу тополя, ободрав костяшки в кровь и тут же обессиленно, тяжело дыша, привалился лбом к дереву. Затем сел на мотоцикл и рванул с места.
* * *В кабаке было людно, душно и шумно. Все столики оказались занятыми — всё-таки пятница, а недорогих заведений, работавших всю ночь, в благопристойном центре раз-два и обчёлся. Шаламов втиснулся между компанией подгулявших девиц и мрачным мужиком, надиравшимся в одиночку у стойки, который, слава богу, в собеседники не лез.
Шаламов тоже заказал водку и опрокидывал стопку за стопкой, ничем не закусывая. Девчонки, заметив его, попросили «угостить дам». Угостить-то он угостил, но завязывать знакомство не стал и все их намеки игнорировал. Бойкая толстушка позвала его танцевать. Он отмахнулся, но она оказалась из настойчивых, хватала его за руку, тянула за футболку. В конце концов Шаламов довольно грубо оттолкнул её, и девчонки сразу подняли визг: «Ты как с девушками обращаешься?!», «Хамло!», «Быдло!», «Скотина!».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Шаламов расплатился с барменом, забрал свою же недопитую бутылку водки и сбежал из прокуренного кабака, из этой крикливой многоголосицы в темноту и тишину ночной улицы.
Он заехал в ближайший дворик, прислонил мотоцикл к дереву, а сам расположился на детской площадке. Здесь его никто не увидит, не будет лезть и приставать.
Двор окутывала почти кромешная темень, лишь слегка разбавленная светом нескольких ещё не спящих окон. Он свинтил крышку и отхлебнул прямо из горлышка, чувствуя жжение в глотке, а потом и в желудке. Почему не пьянеет-то? Столько выпить на пустой желудок! Шаламов сделал ещё один большой глоток.
Что теперь делать? Ответа не было. Он поднял лицо к небу. Несколько минут созерцал бесконечно далёкие мерцающие точки, затем снова отхлебнул из бутылки и сказал сам себе: «А ничего не делать. Она всё сделала за нас обоих».
«Надо просто переждать это время, потом станет легче, — повторял он себе, то и дело прикладываясь к бутылке. — Надо забыть о ней, не думать, не видеть, не слышать. Как будто её нет и не было никогда. Нет, не как будто. Она для меня больше не существует. Чушь всё это, что человек не может жить без другого человека. Я же как-то жил до неё…».
Шаламов уронил голову на грудь. Потом вскинулся, шумно вздохнул. В три глотка допил водку и, вдруг охваченный приступом ярости, швырнул пустую уже бутылку в темноту. Раздался лязгающий грохот и звон разбитого стекла, видно, попал он не то в горку, не то в качели. На шум откуда-то из подворотни залаяла собака. Шаламов, качаясь, поднялся. Голова отяжелела, но боль, давившая в груди, никуда не ушла, даже не притупилась.
Он выехал на дорогу. Прямая пустынная улица, освещённая подрагивающей цепочкой жёлтых фонарей, уходила вдаль. В глазах двоилось. Шаламов выжал газ на полную, разрезав сонную тишину оглушительным рёвом. Байк, точно живой, чувствовал его настроение и, казалось, угадывал малейшее движение. Он мчал легко и быстро, как стрела. Ветер врывался под футболку, трепал её нещадно и надувал пузырём, холодя кожу. Боль вдруг отступила, словно вытесненная всплеском адреналина. Огни фонарей мелькали так быстро, что слились в единую дёрганную линию.
Улица внезапно уходила вправо. Нет, не внезапно, просто Шаламов, одуревший от скорости, поздно сообразил. Слишком поздно, чтобы вписаться в поворот на полном ходу. Он сбросил газ и зажал рукоять тормоза, но слишком резко — на плавное торможение просто не было времени. Заблокированное переднее колесо потеряло сцепление с дорогой. Байк накренился к самой земле, пронзительно завизжали покрышки, а в следующую секунду Шаламова выбило из сиденья и отбросило на асфальт.
Странно, но боли он не почувствовал, лишь голову наполнил странный гул, вязкий и тяжёлый, поглотивший все остальные звуки. Жёлтые пятна фонарей хаотично кружили над головой в тёмном небе. А затем его словно в омут затянуло во тьму, холодную и непроглядную.
«И пусть», — была последняя равнодушная мысль. Главное, нет боли. Ничего нет.
Глава 33
Вероника места себе не находила. Её так и разрывали сомнения, вопросы, страхи. Несколько часов назад Шаламов ушёл из дома. Известно, куда и зачем. Но до сих пор не вернулся. Что с ним? Где он сейчас?
Вероника металась по пустой квартире, не зная, куда бежать, кому звонить. А если он всё же поймал ту парочку и обнаружил подставу? Ведь он тотчас догадается! Да, с ними договаривалась не она, а Кристинка, но он-то знает, что они — подруги, так что в тени остаться никак не получится.
Тысячу раз Вероника повторила себе, что не в его духе подбегать, устраивать скандалы, что он слишком для этого самолюбивый и просто развернётся и уйдёт, что та парочка, на крайний случай, тоже предупреждена. И во избежание они должны по-быстрому уехать. Но вдруг? Вдруг?
И если он всё же их раскрыл, тогда… тогда он, конечно, сейчас с ней. Тогда Вероника его потеряла бесповоротно.