Право на сына (СИ) - Черно Адалин

Когда нам приносят обед, мы поглощаем его достаточно быстро и практически не разговариваем. Я начинаю думать, что говоря о голоде, Стас имел в виду вовсе не еду, но отбрасываю эту мысль.

— Готова ехать домой?

Уголков его губ касается коварная и многообещающая улыбка. Опустив глаза, отвечаю согласием и уже через пять минут мы покидаем стены ресторана, предварительно расплатившись за обед. Стас помогает мне забраться на переднее сидение, закрывает дверь, а через мгновения впускает в салон свежий воздух. Он заводит двигатель, и мы покидаем парковку ресторана.

— Ты не спешишь за Даней?

— Думаю, он останется у мамы, — сообщаю. — Он долго не виделся с ними, когда папа был в больнице, поэтому наверняка захочет остаться там. Пару дней назад я забирала его домой и стоило нам выйти за ворота, как он снова просился к деду и бабе, — вспоминаю о случившемся с улыбкой.

Сын сильно привязан к отцу и маме, а я слишком сильно измотана произошедшим, чтобы забирать его домой, готовить ужин и играть с ним. Мне нужен отдых, время, чтобы разобраться в себе и найти те важные слова, которые я должна сказать Стасу.

— Стася, телефон.

Звонит мой мобильный, но задумавшись, я вовсе не обращаю на это внимание. Спохватившись, отвечаю на звонок мамы, говорю, что с Лерой все хорошо, она стабильна и обязательно поправится. Волновать маму и рассказывать об остальном не буду, пусть она думает, что все относительно в порядке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Стась, — с запинкой произносит мама. — Можно Даня у нас останется? Он говорит, что не хочет домой. Мы ему краски купили и пазлы новые, а еще через пару часов пойдем на прогулку и…

— Пусть остается, мам.

— Ты сегодня остаешься у бабушки, — говорит явно не мне, но в трубку.

В этот момент Стас паркует автомобиль. Я осматриваюсь, но понимаю, что мы еще не приехали, хочу спросить у него, в чем дело, но он кладет руку мне на колено и ведет ладонью по оголенной коже. Я вздрагиваю и почти не слушаю, что говорит мама. Тело практически мгновенно начинает гореть от предвкушение, а сердце заходится в диком ритме. Я сглатываю лишнюю слюну и сдавленно бросаю в трубку:

— Я перезвоню, мам.

Телефон выпадает у меня из рук, с губ срывается вскрик, а потом все прекращается. Стас возвращается на место, выпрямляет спину и смотрит на меня, повернув голову. На раздумья у меня уходит всего пара секунд, после которых я перебираюсь через коробку передач и оказываюсь у него на коленях. Набравшись смелости, целую его в губы, а дрожащими от нетерпения пальцами расстегиваю синюю и идеально выглаженную рубашку, на которую я смотрела половину вечера, пытаясь угадать под ней расположение мышц.

Горячие руки касаются моей поясницы, шероховатая грубая кожа ладоней заставляет вздрагивать. Когда Стас углубляет поцелуй, с моих губ срываются бесстыжие стоны, я подаюсь вперед, прижимаюсь к его телу сильнее. Возбуждение распространяется по всему телу, колючая щетина царапает нежную кожу лица, но я лишь думаю о том, как освободить его от рубашки, как прикоснуться ладонями к его груди, которую вчера так и не смогла изучить.

Появляется непреодолимое желание рассмотреть его всего, потрогать, поцеловать. Справившись с последней пуговицей, с наслаждением касаются ладонями его тела, перебираю пальцами по коже, касаюсь его груди, кубиков пресса и дорожки волос, ведущей от пупка ниже. Возвращаю взгляд на лицо, встречаюсь с горящими от желания глазами и вскрикиваю от наслаждения, когда мы сближаемся.

Стас дразнит.

Растягивает удовольствие, то наращивая, то сбавляя темп.

Изучает меня, целует и трогает.

В этом я ему не уступаю, так же жадно изучаю его тело, сжимаю волосы, когда до наслаждения остаются считанные секунды, но он снова сводит движения на нет.

— Пожалуйста, — хрипло произношу.

— Говори громче, Ста-ся.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — кричу, кажется, во все горло, потому что больше нет сил ждать.

— Да, боже, — кричу с выдохом и падаю на его грудь.

Ослабленные и довольные, мы позволяем себе полежать так некоторое время. Стас гладит меня по спине, а моя голова покоится у него на груди. Так… по-настоящему.

— Мы не предохранялись, — говорит он. — Ты пьешь… таблетки?

Я запинаюсь. Мне неудобно говорить с ним об этом, но он должен знать, что я не смогу иметь детей. А еще о том, что Даня его сын. Лучшего момента для откровений и не придумаешь.

— Я… не могу иметь детей.

Повисает пауза. Стас непонимающе смотрит на меня, приподнимает брови в удивлении и замечает:

— Даня ведь есть.

— Он… стечение обстоятельств. Я проходила курс лечения, чтобы забеременеть, провела ночь с мужчиной и у меня получилось, но мой врач сказала, что у меня больше не будет возможности родить.

Я жду, что он что-то скажет, как-то отреагирует, спросит что угодно и это даст мне возможность признаться, но он молчит. Молчание начинает давить, сердце пускается вскачь от волнения и страха. Стас как-то тяжело на меня смотрит, склоняет голову набок и… отстраняет от себя. Просто отодвигает, делая так, чтобы я пересела на свое место.

— Стас, я… должна была сказать раньше, — оправдываюсь. — Послушай, — поворачиваюсь к нему и натыкаюсь на ледяной предостерегающий взгляд, который говорит о том, что мне лучше заткнуться.

— Ты использовала меня, — произносит он. — Три года назад, — поясняет он, когда натыкается на непонимание, написанное у меня на лице.

— Как ты узнал? — выдыхаю, переплетая пальцы рук между собой.

Он узнал.

Я не успела ему сказать.

Он узнал всё сам.

— Сестра сказала, когда пришла в себя.

— Стас, я…

— Я ждал, что ты скажешь, — перебивает он. — Списывал на совпадение, таблетка не подействовала или еще что, но ты хотела ребенка, — замечает. — Забыв спросить, нужен ли он мне.

Глава 40

Я сотни раз представляла, как буду признаваться Стасу в том, что Даня его сын, но не думала, что всё будет так. После жаркого сближения и полного лишения сил. Я едва могу разговаривать, а Стас явно намерен обсудить все случившееся. Перебираю в голове, о чем сказать в первую очередь.

О том, что выпила таблетку, но она просто не сработала?

Или признаться, что действительно поступила плохо?

А, может, начать с диагноза?

В самый последний момент появляется желание сказать, что я ни на что не претендую и раз сын ему не нужен, Даню собираюсь растить сама, но молчу. Если я хоть чуть-чуть знаю Стаса, начинать стоит точно не с этого. Он ведь… не такой, как сейчас. Он поддержит в трудную минуту, поможет, когда мне это действительно необходимо и я уверена, что поймет, нужно только найти правильные слова. Отыскать золотую середину, при которой я смогу объясниться, а он не прервет меня на полуслове, не желая слушать.

— Я выпила таблетку, — произношу твердо, разворачиваясь к нему корпусом и смотря прямо в глаза. — Она не подействовала из-за лекарств, что я принимала.

Решительно и уверенно буравлю его взглядом, желая, чтобы он все понял по искренности, сквозящей в глазах, ведь я ни капли не лукавлю. Стас молчит, но и не просит меня прекратить этот бессмысленный разговор, поэтому я продолжаю:

— Я действительно хотела от тебя ребенка. Следила за тобой в тот вечер и соврала, что совсем тебя не знаю.

— О том, что соврала, я знаю, — он усмехается. — Узнал той же ночью, когда ты спала. С этим связано и мое отношение утром.

Я сглатываю. Непонимающе смотрю на него, но решаю, что это не так уж и важно. Об этом вполне можно узнать потом, за бокалом вина или чашкой чая, во время искреннего разговора в объятиях друг друга, но не сейчас, когда я чувствую, что мне интуитивно нужно объясниться. Донести до него причину моих поступков так, чтобы он поверил и… не отвернулся.

— Утром ты дал таблетку, и я ее выпила.

— После того, что ты сказала пять минут назад это не совсем вяжется, хотя я видел, как ты ее пила. Ты утром передумала беременеть?