Ирина Волчок - Будешь моей мамой
Игорь Дмитриевич засмеялся, опять поймал ее за руки и сел рядом.
— Оленька, — вкрадчиво начал он, заглядывая ей в глаза. — А почему ты так не любишь нарядную одежду? И потом, это совсем не так много, как тебе кажется. Тетя Катя и та с собой больше вещей берет.
— Катерина Петровна тоже едет? — Ольга обрадовалась и удивилась. — А почему? Она что, и там будет готовить, стирать и все такое?
— Ничего такого. — Игорь Дмитриевич крепче сжал ее запястья, потому что она хотела освободить свои руки. — Просто тетя Катя давно не отдыхала, пора ей свой любимый артрит на солнышке погреть. Нет, если она захочет, конечно, может и приготовить что-нибудь свое, фирменное. Но я думаю, Пашка ей не разрешит.
— Батоно Паша не разрешит, — подала голос Анна, до этого молча и увлеченно роющаяся в груде цветных тряпок. — Батоно Паша даже тете Этери не разрешает готовить… Оленька, смотри, что я нашла! Это же твои тапочки!
Ольга оглянулась, увидела в руках Чижика белые парусиновые тенниски — и тут же простила Галке всю остальную кучу барахла. Тенниски были точно такими же, одну из которых Игорь Дмитриевич раскромсал ножом, снимая с ее сломанной ноги. Тенниски казались символом привычного, надежного, своего… А это все — не ее. Никогда не было ее и никогда ее не будет.
Почему она не любит модную одежду? А потому, что у нее не было случая ее полюбить. Как-то так получилось, что их пути — ее, Ольги, и модной одежды — ни разу не пересекались. Ну и что? До сих пор она по этому поводу не тосковала.
Ольга вздохнула и опять с неудовольствием оглянулась на пеструю кучу.
— Ладно, — пробормотала она неохотно. — Там посмотрим… Но откуда Галка деньги на все взяла?
Глава 19
Игорь сидел у мангала. Делал вид, будто изо всех сил наслаждается жизнью, а сам тяжело и стыдно изводился от ревности. Ну что это такое, в самом деле, — с Пашкой год не виделись, мог бы Пашка, наверное, пообщаться с ним, Игорем, чуточку подольше для первого раза. И хотя бы ради приличия. Так нет, с лучшим другом Пашке поговорить не о чем. Пашке, оказывается, в сто раз интереснее говорить с Ольгой, которую он видит в первый раз. И куда Этери смотрит?
Впрочем, Этери смотрит туда же. И трехлетний Олежка. И десятилетняя Тамара. Вся дружная семья Калмахелидзе дружно уставилась на Ольгу, дружно галдят на смеси русского, грузинского и украинского. И даже кумир семьи беспородный пес с гордым именем Коба, известный патологической ненавистью к чужим, совершенно бесстыдно отирается возле Ольгиных ног, сует башку ей под руку, улыбается, вывалив длинный розовый язык, заглядывает в глаза с воистину собачьей преданностью… Сукин сын. И даже индюшата сбежались всей толпой на нее посмотреть. Свиристят что-то на своем языке не хуже семейки Калмахелидзе. А два самых наглых индюшонка все время пытаются влезть к ней на колени. И как он, Игорь, мог всего этого не предвидеть? Ничего себе отпуск получается… Две недели такого кино он просто не выдержит.
— Эй, дарагой, слюшай, ты за шашликом следышь, да? — Пашка на миг отвернулся от Ольги, глянул на Игоря веселыми синими глазами и подмигнул. — Э-э, ты не следышь, да? Шашлик сгорит — что гогония кушать будэт, слюшай?
И тут же многоголосие вокруг Ольги взорвалось с новой силой, Этери закричала «хай тоби бис», Тамара захохотала, Олежка в восторге завизжал, даже суровый пес Коба в изумлении тявкнул и упал пузом на траву, даже индюшата разинули клювы и расправили крылья. Еще бы — вся дружная семья Калмахелидзе до сих пор не подозревала, что патриарх способен даже просто отойти от мангала, не говоря уж о том, чтобы доверить такое ответственное дело, как приготовление шашлыка, чужим рукам.
Игорь вздохнул, повертел шампуры и раздраженно отмахнулся от дыма. Гогония! Ты бы, друг мой Пашка, все-таки не зарывался. Какая она тебе девочка? Она моя ровесница, а я — твой ровесник, и, между прочим, я твоей Этери ни разу не сказал «девочка»…
Дружная семья Калмахелидзе опять что-то дружно заорала, и Игорь оглянулся на этот сводный хор местного филиала Бедлама. И встретился взглядом с Ольгой. Ольга сидела посреди Бедлама молчаливая и безмятежная, с Анной на одном колене и с Олежкой на другом, обнимала детей совершенно одинаково, и оба они совершенно одинаково обнимали ее с двух сторон. Только Анна была тоже безмятежна и молчалива, а Олежка без конца что-то щебетал и заглядывал Ольге в лицо.
Игорь замер, не в силах отвести взгляд, почувствовал, как ухнуло сердце, и вдруг стал думать — нет, не думать, а говорить про себя, молча, но очень громко, он почти кричал, он так громко молча кричал, что она просто должна была услышать… Ты такая красивая, кричал он, это несправедливо, все на тебя смотрят! Какое они имеют право, надень очки! — кричал он. Ну зачем мы сюда приехали, тебя нельзя никому показывать! — кричал он. Конечно, тебе на меня наплевать, хорошо, хоть у меня есть Анна, ты Анну не бросишь, ты ведь не бросишь Анну? Значит, и меня не бросишь! — кричал он. Но ты слишком красивая, это несправедливо, так нельзя, всякие Пашки всегда будут толпиться вокруг, и ты в конце концов кого-нибудь из них выберешь, тоже красивого, самого красивого, и тогда я его просто задушу, и тогда ты меня наверняка бросишь, а как же Анна? Она без тебя никак! — кричал он. И я без тебя никак, зачем ты такая красивая? Это ведь совершенно не важно, ты понимаешь, ты должна понимать, я сейчас сожгу этот чертов шашлык, пойду и утоплюсь, разгони их всех, я тут совсем один, а ты невыносимо красивая! — кричал он.
Ольга слегка улыбнулась ему, и он замолчал, ошеломленный. Ольга улыбнулась именно ему. Она никогда не улыбалась никому персонально — только Анне. А сейчас улыбнулась ему. Или у него мания величия развивается? На почве комплекса неполноценности… Во влип. Но топиться, кажется, можно погодить.
Из дома выплыла Катерина Петровна. Она зевала и хлопала заспанными глазами, хмурилась и терла затылок. Она была далеко не в своей обычной форме, но порядок в строю навела в две секунды: Пашку отправила ставить самовар, Томку — собрать персиков («только с веточки, детка, чтобы солнышком пахли»), Ольге с Анной настоятельно порекомендовала осмотреть сад, отобрала у Ольги Олежку, цыкнула на рыкнувшего было Кобу, шикнула на индюшат и велела Этери отдыхать. Ах, как хорошо, что Катерина Петровна с ними поехала, в который раз порадовался Игорь. Как у нее всегда ловко получается — смирно, кр-ругом, шагом марш… Что-то давно он ей ничего не дарил… Настроение улучшилось.
Подошла Этери, села рядом на отполированное долгой эксплуатацией бревно, помолчала, глядя на огонь, и наконец произнесла, мечтательно щуря черные нерусские глаза:
