Екатерина Вильмонт - Трепетный трепач
— Ну что ж… Пошли?
— А ты поесть не хочешь?
— Нет, в городе поедим. Только зайдем сперва к бабушке.
— Ну что, Лерочка? Как ты нашла Гришеньку?
— Да, по-моему, все нормально, температуры нет. Господи, Елена Павловна, я так вам за все благодарна…
— О чем ты говоришь, Лера?
Первым делом Катюха потащила меня к собору святого Стефана, в который была буквально влюблена.
— Мама, смотри, какая красотища, правда?
— Правда! — согласилась я, хотя мне было совсем не до архитектурных красот. Но не разочаровывать же дочку. Мы гуляли по городу, и вдруг начал накрапывать дождь. Мы сунулись в первое попавшееся кафе.
— Катюха, ты есть хочешь? Время обедать вообще-то!
— Хочу! Я хочу венский шницель! Ты ела настоящий венский шницель?
— Кажется, ела, не знаю, насколько он был настоящий… Но я, наверное, не буду. Мне что-нибудь полегче…
— Возьми тогда какую-нибудь рыбу…
— Не хочется. Я кофе выпью, а ты ешь, Катюха.
— Мама, я не дам тебе заморить себя голодом, — вдруг как-то сурово проговорила моя дочь.
— Кать, ты о чем? Правда, неохота…
Когда к нам подошла официантка, Катька вдруг по-немецки заказала два венских шницеля и два кофе с яблочным штруделем.
— Ты говоришь по-немецки? — ахнула я.
— Нет, еще не говорю, просто научилась заказывать. Бабушка хочет, чтобы я пошла на курсы немецкого в Москве.
— И пойдешь! Назвалась груздем, изволь лезть в кузов.
— Мам, что у тебя стряслось? Я же вижу… Этот твой оператор оказался говнюком?
Я вытаращила глаза.
— Кать, откуда?
— В наш век информации это не проблема. Мне Дашка Куварзина написала. Там, оказывается, весь подъезд в курсе…
— Этого только не хватало!
— Та к что случилось, мама? Я уже не маленькая, я все понимаю…
— Та к уж и все? — улыбнулась я, и сама почувствовала, что улыбка вышла жалкой.
— Ну, может, и не все, но многое.
— Катюха, мне показалось, что это любовь…
— А ему?
— Что я могу сказать о нем?
— А он здорово обаятельный! Лицо приятное.
— Кать, откуда?
— Мам, ну ты от любви совсем что ли поглупела? Из Интернета, откуда… Там о нем много. Даже гением называют… Мам, он тебя бросил? Да?
— Похоже на то.
— Что значит похоже? — потребовала ответа Катька.
И я все ей рассказала.
— Мам, а ты что, сразу ей поверила, этой противной тетке?
— Понимаешь, если б накануне я не встретила ее и она не смотрела бы на меня с таким торжеством, может, и не поверила бы. А тут… Я сразу набрала ему, а он не брал трубку.
— Не брал трубку или был недоступен?
— Недоступен, — всхлипнула я.
Нам принесли венский шницель. Он был огромный, на всю большую тарелку.
— Кать, я не смогу!
— Мама, ты обязана! Тебе еще нас растить!
— Это аргумент, — улыбнулась я и отрезала кусочек шницеля. Было вкусно.
— Помнишь, ты мне в детстве говорила: а ты «через не могу»? Вот и ты тоже…
— Хорошо, через не могу!
Незаметно для себя я умяла этот гигантский шницель.
— Кать, а тебе слабо попросить, чтобы кофе и штрудель принесли через минут двадцать, не раньше?
— Без проблем.
Она вскочила, подошла к официантке и что-то ей сказала. Это была немолодая женщина. Она смотрела на Катьку с нежностью и умилением. А я так гордилась дочерью!
— Порядок, маманя!
И вдруг она вытащила из своей сумки… айпэд.
— Кать, откуда?
— Дед подарил.
— Повезло! А что ты там ищешь?
— Кое-что.
— Кать!
— Я проверяю, была ли эта модель в Барнауле.
У меня замерло сердце в слабой надежде…
— Была, черт ее дери! Но о встрече со знаменитым оператором нет ни слова.
— Ох, Кать… Брось, не надо, я не хочу! Это уже все, пройденный этап.
— Как у классика: «Не говори с тоской “их нет”, но с благодарностию “были”», да?
Я не уставала поражаться своей дочери.
— Знаешь, Кать, по большому счету мне никто кроме вас не нужен.
— Мама, не надо врать своим ребятам, у тебя такие несчастные глаза…
— Я просто не спала две ночи.
— А знаешь, мам, мне кажется, он вернется. И имей в виду, я не буду против.
— Вот даже как? Но я буду против!
— А если все объяснится как-то иначе?
— Но как, Катюха, как? Что ж эта женщина, его мать, просто все придумала?
— Ну, допустим, кое-что…
— Да нет. Она же сказала, что эта Стэлла звонила ей из Барнаула. И сейчас выясняется, что она действительно была в Барнауле. И Игнат тоже обретался в тех краях. И на что она рассчитывала, обманывая меня?
— Мама, а ты хоть что-нибудь проверила?
— Нет, мне почти сразу позвонила бабушка, ну мне уж стало не до любви…
— И он больше тебе ни разу не позвонил?
— А он мне не дозвонится. Я сменила телефон.
— Понятно. Короче, мы эту тему больше не затрагиваем. Но если он все же возникнет на твоем горизонте, я не буду против. Та к и знай! О, а вот и кофе! А знаешь, я не хотела тебе говорить, хотела сделать сюрприз, но я теперь тоже умею печь штрудель!
— Иди ты!
— Меня бабушка учит готовить и я уже многое умею.
— И тебе это нравится?
— Да, очень!
— С ума сойти, Катька!
— Мама, не смей разводить сырость! И без тебя дождь на улице!
Игнат примчался в Москву в страшном волнении. Лерин телефон был постоянно выключен. Домашний тоже не отвечал. Что такое могло случиться? Шутки связи? Вряд ли. Может, что-то с детьми? Прямо из аэропорта он поехал к себе, забросил вещи и аппаратуру и помчался к ней. Но сколько он ни звонил в дверь, все было напрасно. Почему она не послала мне хотя бы эсэмэску, рано или поздно она бы до меня дошла. Он подумал — подняться к матери? Нет. Наслушаюсь чепухи, а мне нужно искать мою Лерку. А вдруг она в больнице? Черт, я не знаю телефона Сони, зато знаю ее адрес, вспомнил он.
Соня собиралась в магазин. Надо купить бумагу для принтера. И вдруг в дверь позвонили, резко, настойчиво.
— Кто там? — осторожно спросила она. На днях в их доме ограбили квартиру.
— Соня, это Игнат, открой, пожалуйста.
— Игнат? — крайне удивилась она. — Чего тебе надо?
— Ты знаешь, где Лерка?
— Допустим, знаю.
— Что значит, допустим? Знаешь или не знаешь?
— Знаю.
— И где?
— А тебе зачем?
— Сонь, я ничего не понимаю! Я звоню ей уже который день, глухо! Примчался, звоню в дверь, никого. Она вообще… жива?
— Игнат, знаешь что, ты зайди. — Соня смекнула, что тут все не так уж просто, как казалось… — Зайди, сними куртку, хочешь кофе?
— Соня, скажи только, с ней что-то случилось, она в больнице?
