Николас Спаркс - Счастливчик
Но он отправился на поиски из-за Виктора…
Он напомнил себе, что не верил ни в одно из предсказаний Виктора.
То, о чем говорил Виктор, называлось суеверием. Это не могло быть правдой. По крайней мере на все сто процентов.
От Зевса, казалось, не укрылась его внутренняя борьба: пес поднял голову и уставился на него. Навострив уши, он тихо заскулил и подошел к лестнице, а потом лизнул руку Тибо. Тибо приподнял к себе морду Зевса, и пес обнюхал его лицо.
— Что я здесь делаю? — прошептал Тибо. — Зачем я приехал?
Пока он сидел в ожидании ответа, который так и не последовал, он услышал, как за его спиной хлопнула затянутая сеткой дверь.
— Ты разговариваешь с собой или со своей собакой? — поинтересовалась Элизабет.
— И то и другое, — ответил он.
Она села рядом с ним и подала ему ложку.
— Что ты говорил?
— Ничего важного, — сказал он. Он жестом приказал Зевсу лечь, и пес плюхнулся на нижнюю ступеньку, пытаясь пристроиться как можно ближе к ним обоим.
Элизабет открыла мороженицу и положила мороженое в каждую тарелку.
— Надеюсь, тебе понравится, — сказала она, подавая ему тарелку.
Она погрузила ложку в мороженое и попробовала немного, а потом повернулась к нему с серьезным выражением лица.
— Я хочу извиниться, — заявила она.
— За что?
— За то, что сказала раньше… Когда спросила, почему ты выжил, а мой брат — нет.
— Это справедливый вопрос. — Он кивнул, чувствуя себя неуютно под ее пристальным взглядом.
— Нет, — не согласилась она. — И я была не права, когда спросила тебя об этом. Поэтому прости меня.
— Все в порядке, — ответил он.
Она съела еще одну ложку, поколебавшись, прежде чем продолжить.
— Помнишь, я сказала, что не хотела тебя нанимать из-за того, что ты служил в морской пехоте?
Он молча кивнул.
— Это не то, что ты мог бы подумать. Я не хотела тебя брать не потому, что ты напомнил мне Дрейка. А из-за того, как Дрейк погиб. — Она постучала ложкой о тарелку. — Дрейка подстрелили свои же.
Тибо отвернулся, когда она продолжила:
— Разумеется, сначала я этого не знала. Мы получали уклончивые ответы вроде «Расследование продолжается» или «Мы занимаемся этим вопросом». Что-то вроде того. Ушли месяцы на то, чтобы выяснить, как Дрейк был убит, и даже после этого мы не узнали, кто понес за это наказание. — Она подбирала нужные слова. — Просто казалось, что… это неправильно, понимаешь? То есть я знаю: это был несчастный случай. Кто бы его ни подстрелил, он не желал ему смерти. Но если бы нечто подобное произошло здесь, в Штатах, кому-то было бы предъявлено обвинение в убийстве. А если такое случается в Ираке, никто не хочет, чтобы выплыла правда. И она никогда и не выплывает.
— Почему ты рассказываешь об этом мне? — тихо спросил Тибо.
— Потому что это истинная причина, по которой я не хотела брать тебя на работу. После того как узнала, что произошло, каждый раз, когда видела морского пехотинца, я словно спрашивала себя: не он ли убил Дрейка? Или не прикрывает ли он того, кто его убил? Я знала, что это несправедливо, знала, что это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Через некоторое время эта злость прочно обосновалась в моей душе, как будто это был для меня единственный способ жить с этим горем. Мне не нравилось то, кем я стала, но я не могла вырваться из этого ужасного порочного круга вопросов и обвинений. А потом, как гром среди ясного неба ты вошел в кабинет и попросил взять тебя на работу. И Нана, которая знала, что я чувствую, а может, именно потому, что знала, решила тебя принять. — Она отставила тарелку в сторону. — Вот почему мне особенно нечего было тебе сказать первые пару педель. Я не знала, что говорить. Я подумала, что, может, и не надо ничего говорить, потому что, вероятнее всего, ты уволишься через пару дней, как и другие. Но ты остался. Напротив, ты работаешь изо всех сил, задерживаешься допоздна, прекрасно относишься к Нане и моему сыну… и ни с того ни с сего ты представляешься мне не столько морским пехотинцем, сколько просто хорошим человеком. — Она умолкла, словно потеряв нить, а потом толкнула его коленом: — И не только это. Ко всему прочему ты еще и мужчина, который позволяет эмоциональным женщинам болтать, не прерывая их на полуслове.
Он толкнул ее в ответ, чтобы показать, что все в порядке.
— Сегодня день рождения Дрейка.
— Да, правда. — Она подняла тарелку. — За моего младшего брата Дрейка, — сказала она.
Тибо чокнулся с ней своей тарелкой.
— За Дрейка, — повторил он.
Зевс заскулил и взволнованно уставился на них. Несмотря на напряжение, она протянула руку и погладила его по шерсти.
— Тебе не надо произносить тост. Это момент Дрейка.
Пес озадаченно склонил голову набок, и она рассмеялась:
— Бла-бла-бла! Он не понимает ни слова из того, что я говорю.
— Это так, но он видит, что ты расстроена. Поэтому он от тебя не отходит.
— Он удивительный. Думаю, я никогда не видела собаку с такой развитой интуицией и настолько хорошо выдрессированную. Нана сказала то же самое, а, поверь мне, это много значит.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Это хорошая родословная.
— Ладно, — сказала она. — Теперь твоя очередь разговаривать. Ты знаешь почти все, что можно обо мне знать.
— Что тебя интересует?
Она взяла тарелку, положила в рот еще мороженого и спросила:
— Ты когда-нибудь влюблялся?
Когда он поднял брови, удивившись небрежному тону, которым был задан вопрос, она отмахнулась:
— Даже не думай, что я лезу в твою личную жизнь. После всего, что я тебе рассказала… Сознавайся.
— Однажды, — признался он.
— Недавно?
— Нет. Много лет назад. В университете.
— Какая она была?
Казалось, он ищет подходящее слово.
— Приземленная, — сказал он.
Бет ничего не ответила, но по выражению ее лица стало ясно, что она ждет большего.
— Ладно, — продолжил он. — Она специализировалась на исследовании проблем женщин, предпочитала ортопедические сандалии «Биркеншток» и крестьянские юбки. Она презирала косметику. Она писала статьи для студенческой газеты и поддерживала почти каждую социальную группу, за исключением белых мужчин и богатых. О, еще она была вегетарианкой. Бет внимательно посмотрела на него:
— Почему-то я не могу представить тебя с таким человеком.
— Я тоже не смог. Как и она. Во всяком случае, надолго. Но какое-то время нам с удивительной легкостью удавалось закрывать глаза на явные различия между нами. Что мы и делали.
— И долго это продлилось?
— Немногим больше года.
