Ольга Агурбаш - Febris эротика
— Лесь! Ты что?! Опомнись! Ты зачем… так? — у Сашки от волнения даже слов не находилось, чтобы выразить свое возмущение. — Что ты задумала?
— Что? Не нравится? Каков привет, таков и ответ! Слыхал, поди, поговорку-то?! Меня еще ни один мужик не бросил. Всех я бросала… Ничего-ничего… — она не договорила. Нервно засобиралась.
Сашка посерел лицом, сомкнул губы в тонкую полоску и двинулся на нее. Подойдя вплотную, он занес было руку, но не решился ударить, а только прошипел в ее беснующиеся глаза:
— Только попробуй! Хоть слово попробуй Гале сказать! Не сдобровать тебе!
Она, похоже, не испугалась. Спокойно обошла его и двинулась к выходу:
— Ой, напугал! Подумаешь, герой! — Около двери задержалась. — Ладно, пойду, не поминайте лихом!
Сашка в смятении метался по комнате. Он совершенно не был уверен в том, что Леська все не разболтает Галине. Причем то, что в нелицеприятном виде будет представлен именно он, Сашка не сомневался.
Почему-то Галин мобильный не отвечал. Не отвечал он неделю, две, три. Сашка названивал несколько раз на дню. Все безрезультатно.
Димка, который разговаривал с мамой минимум два раза в неделю, наседал на отца:
— Пап, как ты думаешь, что с мамой?
— Пап, почему она молчит?
— Пап, а вдруг с ней что-то случилось?
Ни на один из этих вопросов Сашка ответить не мог. Он и сам ими мучился…
В какой-то из дней позвонила Олеся и будничным голосом бесцветно произнесла:
— Галя в больнице.
— Откуда ты узнала? Что с ней? — чуть ли не заорал Сашка.
— Дозвонилась. С ней случилось непонятно что. Я толком не поняла, что именно. Только в больницу ее забрали…
— Господи! — у Сашки как-то мелко затряслись руки… и вспотели… — Господи! — почти беззвучно повторил он.
— Саш… ты не очень… не волнуйся… там врачи хорошие…
— А с кем ты говорила? С ней?
— Да нет. Трубку ребенок взял. Я не сообразила: мне надо было кого-то взрослого подозвать к телефону. Знаешь что, давай я еще раз попробую позвонить, вдруг удастся выяснить подробно, — голос у нее был виноватый, чуть обиженный и немного тревожный одновременно. — Я как что-то узнаю, перезвоню тебе.
Саша положил трубку и замер над телефоном. Он не ожидал от себя такой реакции. Потных ладоней, дрожащих рук, липкого страха где-то за грудиной, очень-очень глубоко, и осознания полной своей беспомощности…
Димке соврал, что у мамы что-то с телефоном, что она сама дозвонилась откуда-то с почты и что у нее все нормально.
— А чего ты такой, пап?
— Какой?
— Ну… нерадостный… Мама дозвонилась, а ты не рад будто?
— Волнуюсь я что-то… И вообще, когда связь односторонняя, это всегда напрягает.
— Пап, а чего она говорила-то? Что-нибудь новое? Когда мы к ней поедем?
— Не знаю, сынок. Про это ничего она не говорила.
А через несколько дней в трубке раздался голос Галины. Слабый, почти неузнаваемый, но такой родной, такой любимый, что Сашка заорал, как ненормальный:
— Галка! Наконец-то! Что с тобой? Мы с Димкой измучались от неизвестности!
— Все хорошо! Теперь уже все хорошо! Я работу тебе нашла. Приедешь?
— Конечно! Что ты спрашиваешь? Любую работу… Мне все равно. Лишь бы рядом с тобой!
— Знаешь, из всего, что я смогла найти, нам подходит только стройка.
— Ну и пусть стройка! — в тот момент ему действительно было все равно.
— Просто это единственное место, где не общежитие, а квартиру предоставляют. И даже с возможностью выкупа.
— Хорошо, хорошо! А сама-то ты где?
— Я пока в больнице. А из больницы, честно говоря, мне идти некуда. Могу, конечно, к прежней хозяйке на день-два попроситься… Но сам понимаешь…
— А как же быть?
— Есть совсем дешевые отели, чуть ли не одна звезда. Но платить, пусть немного, а надо… Давай так сделаем. Я как из больницы выйду, сразу вышлю деньги тебе на билет. Кстати, ты себе загранпаспорт сделал?
— Ну, конечно! И себе, и Димке.
— Ну вот. Как только деньги получишь, покупай билет и вылетай. Может, к какой-нибудь тургруппе примкнешь? Посоветуйся с Олесей, у нее были связи в турагенстве.
Имя Олеси больно ударило его, и он еле выдавил из себя:
— Ладно.
— Я разговаривала с отделом кадров… ну стройки этой. Сказали, что им очень нужны рабочие. Правда, ты же не квалифицированный специалист, а разнорабочий скорее. Но думаю, прорвемся! Главное — твое желание. А как только оформишься, сразу и жилье дадут.
— Галь, мы прилетим! Сразу, ты не волнуйся! Я вот только не знаю, как с Димкой… Может, пусть бы пока у мамы… Год бы доучился. И мы пока обустроимся. А к лету заберем. А?
Галя тяжело вздохнула. О сыне она запрещала себе вспоминать. Не могла не вспоминать, но очень редко позволяла себе истинное погружение в тоску по ребенку. Потому что после таких приступов грусти она долго плакала, не могла часами прийти в себя, а это действовало разрушительно на и так некрепкую психику.
Ей надо было быть всегда в тонусе, в движении, в борьбе за выживание, а слезы — разве это помощник?
И сейчас, только муж заговорил о сыне, она сразу замолчала, пытаясь проглотить ком, подступивший к горлу. Он почему-то не глотался, а так и стоял, перекрывая дыхание. Она даже говорить не могла. Кое-как попрощалась и отключилась.
Сашка тоже почему-то почувствовал какое-то волнение. Глаза увлажнились, нос засопел. Черт! Что это такое? Только плакать ему не хватало! Ничего, скоро все решится, только к Лесе не будет он обращаться ни за советом, ни за помощью. Сам разберется. Без нее.
Олеся переживала далеко не самые лучшие свои времена. С очередным мужем рассталась, с Сашкой разругалась. Да и что у нее могло с Сашкой получиться? На что она рассчитывала? Что он Галку бросит и на ней женится? Это было бы, конечно, вершиной счастья! И даже наплевать в этом случае ей было бы на подругу. Такое счастье перевесило бы все сомнения, угрызения совести и прочие глупости, о которых слишком много говорят, но которые ничего не значат, когда речь идет о личном… По мнению Олеси, все эти мелочи типа «неудобно-цинично-непорядочно» ничего не стояли, когда она думала о Сашке. А о таком слове, как предательство, она предпочитала не задумываться вовсе.
Да, Галя — ее подруга. Да, Галя — ее близкая подруга. А что ей делать, если она любит мужа своей близкой подруги? Что? Отойти в сторону? Так она и так тринадцать лет в стороне. Но не получается забыть его, не думать. Не получается. Она уж и так, и эдак: и замуж выходила неоднократно, и никакими внебрачными связями не брезговала, а никак Сашка из головы не выходил. Даже не из головы. Из сердца.
