Галина Врублевская - Вальс одиноких
И хотя Глеб думал об Иветте с пренебрежением, он поймал себя на том, что думает о ней слишком много. Есть в этой женщине какая-то тайна, какое-то необъяснимое очарование. И ее описание рюкзака подсказывало, что неугасимый огонек еще теплится в тайниках души. Он вспомнил самую первую встречу, в школьном кабинете физики: печаль сочеталась в Иветте с нерастраченным огнем, с неясными надеждами. Теперь покров безразличия окутал ее. Что же произошло за эти годы, что сломало ее? Теперь Глеб догадывался, что тогда она была еще сжатой пружиной: надеялась вырваться из наезженной колеи. Металась в поисках смысла жизни и своего места в ней, как теперь мечется сам Глеб. Но она ушла вперед, в зрелость. И что увидела она с этой вершины – непроходимую стену вместо обманчивого горизонта?
Однако ночь – не лучшее время для ответов. Мысли Глеба стали путаться, перескакивать с одного на другое. Лица дня – Джон, Амосов, Иветта, переводчица Ирочка, участники группы – кружились перед его взором, вытягивались, искажались, накладывались друг на друга. Вдруг он оказался в заснеженном дворе, в сугробе, и не один. Он барахтался С Иветтой, пока не понял, что никакой Иветты рядом нет, он по ошибке принял за нее снежную бабу. Но и с бабой ему было хорошо, потому что она ожила и не была холодной. Он узнал ее прямо там, во сне. Это оказалась первая скульптура, изваянная маленьким Глебом в то счастливое время, когда мама и папа еще были живы… У каждого человека есть любимое время года. Глеб почитал зиму и все ей сопутствующее.
* * *Глеб проснулся утром поздно. Разбудил его запах кофе, выплывающий из кухни. Оттуда же слышались голоса сестры и ее гостя. Вскоре и Глеб присоединился к паре. Поздоровался и тоже налил себе кофе.
Тон задавала Валерия. Когда она сидела – на специальном высоком табурете, – то выглядела значительнее. Абсолютно прямые русые волосы с гладкой, словно приклеенной челкой придавали ей сходство с Цветаевой. Крупные упругие груди торжественно возвышались над столом, голос звучал отчетливо и громко.
Ткнув в брата пальцем, она отрекомендовала Глеба талантливым художником. И тут же добавила, что забот с этим художником не оберешься. Потом представила гостя. Выходило, что ее новый знакомый Петр Уткин, восходящая звезда в поэзии. Восходящая звезда был ровесником своей наставницы. Изрезанное морщинами красноватое лицо казалось хронически обветренным. Глаза из-под набрякших припухлых век смотрели чуть затуманенно, но внимательно. Глеб не удивился появлению гостя: Валерия постоянно кого-то опекала, вводила в литературное сообщество. Чаще всего это были юноши иногда мужчины почтенного возраста, и совсем редко – женщины. К сестрам по перу маститая поэтесса относилась куда придирчивее, чем к мужской братии. Обычно начинающие поэтессы, не выдержав ее непререкаемого тона и уничижительных оценок быстро исчезали с горизонта. Мужчины не только задерживались в «гениях», но и нередко допускались в постель к строгой судье. За завтраком, в присутствии брата, Валерия лихо отчитывала гостя за неудачные поэтические обороты, лишь изредка одаривая скупой похвалой.
Глеб обнаружил, что привычные сухари и сушки в плетеной корзиночке сменил дорогой рулет с шоколадной начинкой. Рядом, в вазочке, горкой возвышалось заморское лакомство – белые шарики, обсыпанные кокосом. Глеб невольно вспомнил роковые конфетки, и в груди его сладко заныло. Он резко отвел руку от безобидной вазочки, чувствуя себя виноватым за нищету, в которую он вовлек Валерию. Нынешнее изобилие явно шло от щедрот гостя. Было очевидно: Петр Уткин – не нищий поэт. Может, и деньги, внесенные за курсы психологической поддержки, тоже из его кармана? Глеб поморщился и отыскал в сухарнице черствую печенюгу. Валерия заметила холодность брата и приказала взять рулет, демонстративно поблагодарив гостя за дары.
Наконец обсуждение стихов завершилось. Петр оживился, распрямил плечи, голос его окреп, в движениях появились свобода и раскованность. Петр разливал кофе себе и хозяевам. Особенно он усердствовал сам, опорожняя чашку за чашкой, как пьяница водку. Наверное, выпить не дурак. Характерная суетливость проглядывала во всех его жестах. Разговором тоже заправлял он. Почти два десятилетия Петр провел в геологических экспедициях. Потом, к сорока годам, осел в Питере, работал на автопогрузчике в строительной организации. Когда фирма перешла в частные руки, Петра уволили. По словам обиженного строителя, ни за что ни про что, но Глеб догадался, что Уткина прогнали за пьянство. Теперь он шабашил, возводя дачи и коттеджи новым русским. Уткин любил прихвастнуть: по его словам, и в тайге, и на стройплощадке он верховодил. Лишь в поэзии чувствовал себя подмастерьем. Стихи он начал писать еще в экспедициях, но на профессиональный суд вынес их недавно и в литературной студии был новичком.
Потом разговор коснулся дел Глеба. Петр сразу позвал его в бригаду подсобным рабочим. Глеб согласился без раздумий: не хотел больше сидеть у сестры на шее. Но предложение было сделано впрок, на данный момент сам Петр перебивался малыми ремонтами у соседей по дому, а там и на одного работы не хватало. Затем Петр попрощался и ушел.
Валерия, встав на приступочку у раковины, мыла посуду. Глеб, уперев взгляд в ее спину, пытался понять: чем она, немолодая коротышка, привлекала мужчин? Нет сомнений, это ее очередной любовник. Глеб стеснялся спрашивать у сестры подробности, так же неловко было бы обсуждать личную жизнь матери. И все-таки, поборов себя, выдавил:
– Лера, у тебя с Петром что-нибудь серьезное?
Пятидесятилетняя Лера молча домыла чашки, вытерла руки полотенцем, спустилась с приступки и резче, чем обычно, отчитала брата:
– Глеб, сколько раз я должна напоминать, чтобы ты принес картошки?
Несмотря на скучные слова о картошке и суровые интонации, вокруг сестры вспыхнуло розоватое облако счастья. В ее нарочитой строгости Глеб уловил смущение и просто сказал:
– Я разве против? Я обеими руками за. А почему бы ему не переехать к нам – он тоже несвободен, как твой редактор?
– Спасибо, братец, за поддержку. Твоя сестра, кажется, снова влюбилась на старости лет. И Петр не женат, живет один. Но есть здесь одно но…
– Поддает?
– Заметил, сколько кофе глушит? Вечерний вариант – водка. Оттого на одном месте не задерживается и деньги у него сквозь пальцы утекают. Но поэт милостью божьей. Пишет искренне, как Николай Рубцов. И что-то от Высоцкого есть: философская интонация, глубина. Сейчас издает за свой счет первую книжку.
– И большой у него счет?
– Деньги у него не задерживаются, но иногда такие суммы валятся, что нам и не снилось.
